Жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Кит Ричардс cтр.№ 119

К тому моменту кофе уже приносили, значит, имелась чайная ложка. Ты набираешь ложку и подносишь зажигалку, а потом смотришь, чтобы горело чисто и плавилось ровно. Нельзя, чтобы продукт почернел – это значит, слишком разбавленный. Но тут Джеймс меня никогда не подводил, качество он поставлял отменное. Я же не гонюсь за объемом, мне нужно поддерживать жизнедеятельность. Я на изводе, мне требуется сколько-то допинга, чтобы поправиться. Но не горы. По четверти унции. Потому что вдобавок ко всему продукт за неделю спокойно может испортиться. И нужен тебе тогда будет целый мешок бесполезного тухлого порошка? Так что следишь за рынком. Джеймс Даблъю был моим человеком на рынке. “Смотри, это лучшее, что сейчас есть. Покупать еще советовать не буду. На следующей неделе приедет настоящая отборная штука”. Абсолютно проверенный был человек. И офигенное чувство юмора, и все по делу, без всяких финтов, товар ровно по деньгам. Единственная несерьезная вещь у нас была – это приколы насчет магазина: “Ну что, за игрушками ходил уже?”

* * *

Когда ты стал торчком, герыч – твой хлеб насущный. Ты уже и перерывов вообще-то больше не делаешь. Есть торчки, которые стабильно наращивают дозу, и отсюда все эти передозы. Но для меня это просто стало средством держаться на ногах. Задать тонус с утра. Потом уже наступил период, когда происходят перебои, и ты мучаешься, и твоя женщина орет: “Мне нужно хоть что-то вколоть!” Мне тоже нужно, родная, но надо подождать. Подождать человечка. Когда был дефицит с героином, приходилось жестковато. Реально затягивало как тисками. В комнате с тобой люди, их корежит и рвет на пол. Ходишь прямо по телам. А иногда никакого дефицита и не было, просто цену накручивали. И вообще не имело значения, сколько у тебя денег. Не буду же я выступать: “Да вы знаете, кто я такой?” Известно кто – еще один торчок, мало ли вас.

Когда дури нет совсем, приходится рысачить по точкам, и ты знаешь, что там будет настоящий, сука, бассейн с пираньями. Со мной было такое пару раз: в нью-йоркском Ист-Сайде и в Лос-Анджелесе. Прихваты тамошние мы знали – затариваешься наверху, а на спуске другая братва отжимает все обратно. Чаще всего ты слышал все эти разборки, пока стоял и ждал своей очереди. Трюк в том, чтобы уйти по-тихому, и, если видел кого-нибудь за дверью на улице – потому что никогда не знаешь, ждут тебя или нет, – обычно двигал им по яйцам. Но пару раз я говорил: хуй с ним, рванем на шару. Будешь меня прикрывать. Останешься внизу, а когда я буду спускаться с товаром, я стреляю, потом они стреляют, потом ты стреляешь. Посбивай лампочки, стрельни пару раз для острастки и тогда беги, чтоб только в ушах свистело. И тогда, где наша не пропадала, останемся при своих. Статистически шансы, что в тебя не попадут, сильно больше, если ты движущаяся мишень. Если посмотреть на соотношение, то тысяча к одному, что выкрутишься. Нужно только держаться совсем рядом и иметь хороший глаз, чтобы сразу кокнуть лампочку. И тогда темно. Вспышка, выстрел, удар – и сваливаем. Офигенная вещь. Реально как разборка на Диком Западе. Всего два раза был такой опыт.

Эта возня съедала реально много времени. Проснешься с утра и первым делом бежишь в туалет вмазываться. Зубы не чистишь, нет. А в туалете вспоминаешь: ах ты ж еб твою, надо же еще на кухню за ложкой. Все эти идиотские ритуалы, от которых никуда не денешься. Черт, ну что ж я вчера вечером ложку-то с собой не захватил, а теперь надо тащиться вниз на кухню. С каждым разом бросить это дело было все сложнее и сложнее. И желание немедленно снова вмазаться в те моменты, когда наконец получалось слезть, становилось сильнее. Да ладно, ну разок, я ж теперь чистый. И этот неизбежный разок в честь победы над собой – это конец. И плюс ко всему ты-то, может, и выбрался, слез с допинга, но друзья-то все твои поголовно торчат. Если кто-то завязывает, то выпадает из своего круга. И неважно, что они любят тебя, обожают, ненавидят или что, первым делом они хотят втащить тебя обратно. “Вот это реально мощная штука, бери”. По неписаному закону торчкового царства, если кто-то уходит в завязку, он считается как бы не справившимся. С чем не справившимся – понятия не имею. Ну на сколько еще ломок хватит твоей жизни? Это все бред голимый, конечно, но, когда ты торчишь, до тебя просто не доходит. Несколько раз во время ломки я был убежден, что в стене замурован сейф, набитый дурью до отказа, и в нем уже лежит вся кухня: ложка и все остальное. И потом в какой-то момент я отрубался без сил, а когда очухивался, то видел на стене царапины от ногтей с кровью – то есть это я реально пробовал ее расковырять. И что, стоит оно этого? Хотя на самом деле тогда мой ответ был – еще как стоит.

Во мне самомнения не меньше, чем в Мике, я могу так же выпендрежничать, и так далее. Но на самом деле для того, кто торчит, это исключено. Есть определенные реалии твоей жизни, и они не выпускают тебя из сточной канавы, держат тебя на уровне даже ниже, чем следовало бы. Не на обочине – в канаве. И ясно, что как раз в тот период мы с Миком разошлись почти в абсолютно противоположных направлениях. У него не было времени на меня и мои вроде как идиотские задвиги. Помню, как один раз на дискотеке в Париже должен был встретиться с человечком, и мне было хреново. Народ выплясывает вокруг сверкающих зеркальных шариков, а я распластался под скамейками – прячусь от всех и блюю, потому что человечек вовремя не явился. И одновременно я думаю: а если он меня тут не найдет? Вдруг он заглянет, никого не увидит и съебет отсюда? Явное угнетенное состояние психики, короче, назовем это так. На мое счастье, он меня все-таки нашел. Но загнать себя в такое положение и одновременно быть вроде как номером один в мире – от этого начинаешь понимать, как ты опустился. Само это добровольное унижение оставляет в душе такое отвращение к себе, от которого будешь избавляться еще довольно долго. Ты же подонок, ты же за дозу удавишься. Сначала пыжишься: зато я сам себе хозяин, мне никто не указ. Но все равно понимаешь, что загнал себя в положение, когда ты на крючке у барыги, и это отвратительно. Ждать этого говнюка, упрашивать его? Тут-то и начинаешь себя ненавидеть. Как ни крути, у торчка в жизни одно дело – “ждать человечка”. Твой мир сужается до допинга. Допинг сам по себе становится всем твоим миром.

Большинство наркотов докатываются до полного тупизма. Это-то меня в конечном счете и тормознуло. У нас ведь только одна вещь на уме – вмазка. И тогда спрашиваешь себя: я что, совсем уже разучился мозгами шевелить? Какого хрена я общаюсь с этими отбросами? Сплошная тягомотина и больше ничего. Хуже того, многие из них – люди большого ума, плюс все вроде как сознают, что сидят на крючке, но, с другой стороны… и что? У всех есть какой-то свой крючок, а мы хотя бы знаем, что дурим себе голову. Никого нельзя считать героем просто за то, что он принимает препараты. Тебя можно считать героем, если ты с них слезешь. Я лично обожал это дело. Но побаловались, и хватит. Кроме того, торчание сильно сужает твои горизонты, так что в конечном итоге весь твой круг знакомых торчками и ограничивается. Я должен был выйти оттуда на простор. Естественно, понимаешь это, только когда уже выбрался. Вот до чего доводит наркота. Ни одна сука в мире так к себе не привязывает.

* * *

Канадское дело все никак не кончалось. Я мотался из Нью-Йорка в Торонто и обратно где-то раз в неделю. Притом мне это не мешало продолжать колоться. Был один маленький аэропорт под Торонто, из которого я летал в Нью-Йорк на частном самолете. И вот перед одним таким перелетом я пошел в сортир в этом аэропорту, чтобы поправиться. Сижу в кабинке и как раз грею ложку, когда вижу в дырке под дверью грозное зрелище: пару шпор. И это, блядь, конный коп во всем обмундировании. Пришел пописать. И он сейчас унюхает мою дурь, как раз только полыхнуло… Звяк-звяк, и мне кранты. Жизнь посыплется. Звяк-звяк-звяк – шпоры вышли. Ну и сколько у меня осталось таких шансов? Моя веревочка вьется уже слишком долго. Я и так хожу с постоянной тучей над головой – жду, когда наступит пиздец. На мне висят три обвинения: сбыт, хранение и ввоз в страну. Я скоро сяду на хуй его знает сколько. Пора бы уж мне собраться и приготовиться.