Гулящие люди - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Чапыгин cтр.№ 114

– «Молимся тебе, Господи, да отступят от нас вся воздушная и неявленная привидения…»

– Это те, отец, кои ему с похмелья кажутся?

– «И да не утаится в хмельном пойле демон темный…»

– Ну, конешно! Штоб в хмельном образе за чертями не гонялся…

– «Ниже, да снидет со крещающимся младенцем Петром дух лукавый».

– Обливай из ковша вином! – крикнул старший.

Голову младенца, высунутую над столовой доской, облили водкой. Младенец, зажмурив плотно глаза, облизывался и, всунув ус в рот, начал его громко сосать.

– Не сусли, младень, не в зыбке качаешься.

– «Дух лукавый, – продолжал читать расстрига, – помрачение помыслов…»

– А как он кабак сыщет без помыслов?

– «И мятеж мысли наводяй, яко ты, владыко всех, покажи вино сие – воду очищения, баню паки бытия…»

– В баню ему давно пора!

– «Крещается раб божий Петр!» Поднимите его и несите к порогу, а я за вами иду! – приказал чтец.

Младенца подняли и понесли, а чтец-расстрига шел и говорил нараспев:

– «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся, аллилуйя!» Нынче все, и младень пущай пьет ту воду, в коей его крестили-и!

Купец вошел в повалушу, сел за стол рядом с Петрухой, ярыгам сказал:

– Пейте, ешьте и со двора убродите!

Ярыги весело полезли на стол, расселись. Но вот послышалось бульканье водки в ковши. Покойник перестал храпеть. Не снимая савана, прибрел, сел с краю стола:

– В смертях лежа, оголодал! – хмельно пробасил он и, не разбирая кушанья, брал его грязными руками, пихал в рот.

Купец выдал алтын на дорогу пьяницам. Повалуша опустела. Выходя, ярыги вынесли корыто в сени, а купец, запирая за ними дверь, крикнул:

– Когда позову – будьте!

– При-и-де-м! – ответили с крыльца.

Когда купец сел за стол, Петруха, выпивая с ним, проговорил:

– Много они брусили – не слушал я!

– Пропойцы, охальники, но люблю их за грамоту… и то еще, – прибавил купец, – Русь кабацкая! Из веков она государеву казну множит! Мое подружие, жена моя, от них смертную хвору имеет… лонись пришли чертями ряжоные, а она глянула и пала наземь… почала не делом кричать…

– Что, Лука Семеныч, пока хозяюшка хвора, не кликал бы к себе горянских людей…

– Хворая она давно была… до них еще. Все черниц к себе зазывала… снам верила, а черницы ей о святых местах беседы вели… Эх, выпьем, Петр!

– Выпьем!

– И ты спать, а я не сплю-у! Вино покою не дает… Брожу, покеда ноги держат. Уброжусь – паду… Где паду в дому, там и сплю! Не шевеля-а-т!

Петруха, раньше чем уйти спать в чулан, куда его будущий тесть обещал свести, выпил полковша меду. Подьячий спал под столом. Сенька – там, где лег: на лавке.

Уводя Петруху, купец удивил его вопросом:

– Когда служба?

– Завтра от тебя и еду, каков есть: домой, менять кафтан, некогда…

Идя крыльцом Стрелецкого приказа, по привычке трогая рукой стриженую бороду, Артамон Матвеев сердито говорил Петрухе, кончившему свой служилый день:

– Не делом ты, парень, при дьяках поручился за гулящего: гуль и гиль идут рядом!

Петруха, оглядывая стрелецкую старую одежду боярина, почтительно молчал.

– А ну как он кое дурно учинит да утечет, кто в ответе?

– Поручитель, знаю, боярин…

– Поручитель, а взять с поручителя есть что?

– Отчий дом, скот и рухлядь…

– И будет! Искать, что есть. Другое к тому же делу: пошто, давая поручную, явился на глаза корыстных приказных таким кочетом: на плечах бархат двоеморх, на шапке жемчуга, куница?

– Ездил я свататься, боярин! Сговорную писать. Худым быть не можно… я один, весь тут.

– Переменился бы.

– Время утекло – ночевал… Домой ехать – на службу поздать.

– Дьячий глаз – вражий завистливой… государю всяк оговор узнавать вправду некогда. Оговорил дьяк – ему вера! Ордына-Нащокина дьяки теснят – вишь, учит их новым порядкам вести посольские дела… Нащокина! Давно ли Афанасья боярина все искали, кланялись… Тебя, приметя, малым словом угнетут: за гулящих дядьчит!

– Боярин доброхотной! Великий государь, ведомо мне, призывал на службу гулящих людей?

– Призывал, и приходили сами собой. Кого взяли служить, а иного и в тюрьму, проведав дела, кинули – поручителей за них не объявилось.

– И то… мала во мне корысть!

– Зачнут обыск, корысть найдется!

– Я не подсуден еще…

– Подведут. «Уложение» в их руках и головах.

– Заслуги иму от великого государя.

– Поп свое, а черт запевает вечерню, за гулящего сунулся дядьчить! Я тебя люблю, мне больно за твои промашки.

– Спасибо, боярин!

– Не овчинный лоскут «спасибо»: к шубе не подошьешь.

– Эх, боярин-доброхот! За брата и на беду идти готов я.

– Брат? – приостановился боярин.

– Родной.

– А куда он до сей поры прятался? Стрелецкий сын? Время верстать его давно минуло.

– Пытал праведной жизни достичь… ходил по монастырям… и не ужился: старцы манили бражничать, он же трезв. Едино, что́ впрок пошло, – грамота! Грамоту борзо постиг.

– Погоди, парень, есть лаз! Пущай ратному строю обыкнет, мушкету также, а мы его, коли грамотен, переведем в стрельцы подьячие.

– Думал я такое, когда ручался.

– Да, там ему будет легче: службой гнести не будут – не побежит. Ну, все теперь понимаю! Не гоже своего на бесправном пути кинуть.

Они шли Житенной улицей. Кремль гудел от колокольного звона. Казалось, густые звуки колоколов колебали старый тын и за ним будили на поповских дворах нахохлившиеся от старости часовни. По правую руку, стоя на часах у каменных царских амбаров, часовые стрельцы, повесив на бердыши рыжие шашки, крестились в сторону Большого Ивана. Небо хмуро. Из белесых облаков сыпался тающий снег, от сырости снега неслись со старого жилья и заходов тяжкие запахи. Боярин повел широким носом в сторону дворов церковников, фыркнул и проворчал:

– Редькой да брагой провоняли отцы Кремль… На окраины бы их перевести, добро бы было.

Петруха из любви и почтения провожал боярина. Конь боярского сына ждал его за Ивановой колокольней. Не доходя Троицких ворот, боярин сказал:

– Вот и Судный приказ! Мне тут к Зюзину Никите. Прощай… О парне оба мы подумаем.

– Будь здрав, боярин!

Петрухина порука была признана – Сенька стал стрельцом. К мушкету и строю он привык скоро.