Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - читать онлайн книгу. Автор: Армин Шейдербауер cтр.№ 77

У Бориса было приготовлено для нас два сюрприза. В один особенно жаркий июльский день он приказал русскому водителю сделать крюк и подъехать к маленькому пруду. Это явилось для нас несравненной радостью, которой мы давно не испытывали. Борис разрешил нам снять старую пропотевшую одежду и войти в «воду. Он тоже позволил себе удовольствие искупаться, не обращая никакого внимания на оставленную на берегу винтовку.

Второй сюрприз был совершенно иного рода. Как-то раз, в обеденный перерыв, не сказав ничего заранее, он повел нас к заброшенному дому лесника, который располагался примерно в километре от того места, где мы работали. Сначала нам показалось, что это, по-прежнему чистое, здание из красного кирпича ничем не отличалось от других домов и ферм, которые мы видели в той местности раньше. На стенах были видны глубокие выбоины, оставленные снарядными осколками. Сад утопал в роскошной зелени. Борис провел нас дальше, к находившемуся недалеко от дома погребу. Мы спустились на несколько ступенек вниз в наполовину заглубленное хранилище для овощей и фруктов. Своды погреба были выложены кирпичом. Массивная деревянная дверь, выбитая наружу, лежала на земле перед входом. В середине двери имелась пробоина с рваными краями. С волнением мы вошли внутрь и стали вглядываться в темноту. Было видно, как тускло поблескивали стальные каски.

Стояла жаркая, удушливая погода. Надвигалась гроза, и по небу поползли мрачные тучи. Подул сильный ветер, и засверкала молния. Затем послышался сильнейший раскат грома, и с неба хлынули потоки дождя. Крупные капли дождя ударялись о землю и взрывались, как маленькие бомбочки. Мы бросились в подвал. Освоившись с темнотой, мы начали осматриваться по сторонам…

На полулежали солдаты, молчащие и неподвижные. Они были мертвы, но выглядели как живые. Их тела не разложились, но только высохли. По их полувоенной форме было видно, что они входили в состав фольксштурма. У некоторых были протезы конечностей. Это были инвалиды Первой мировой войны. Но они лежали там: два, четыре, шесть, десять, всего двадцать. Что же произошло?

Возможно, в погребе сначала размещался какой-то командный пункт. Наверное, зимой 1945 г. они стояли в мороз на посту и зашли в этот бункер, чтобы немного согреться. Дверь подвала выходила в сторону противника. Очевидно, это их не тревожило, или они не подозревали об опасности. Может быть, и подозревали, но им было уже все равно, и они хотели только погреться. Русский снаряд, возможно, что из танковой пушки, пробил дверь и взорвался внутри. Мощная взрывная волна внезапно и безболезненно убила их всех.

С того события прошло более двух лет. В то время смерть миновала нас. Вечером, подавленные увиденным, мы ехали обратно в лагерь на нагруженном бревнами тягаче. По дороге мы увидели, как к западу от нас последние лучи заходившего солнца преображали вид города Инстербурга. На холме одиноко возвышалась колокольня церкви Мартина Лютера. Сохранился ли еще на церковном шпиле тот прусский орел, который украшал его когда-то?

Однако физический труд в бригаде лесорубов, который в определенном смысле сделал меня «свободным» и поспособствовал восстановлению моей уверенности в себе, подошел к концу. В июле появились признаки того, что австрийских военнопленных должны были в скором времени отпустить на родину. Было заметно, что русская администрация лагеря проявляла особую активность. Капитан с немецкой фамилией Энтер и грозный старшина МВД часто оставались в лагере. Оба они быгил из ведомства, пришедшего на смену наводившего ужас НКВД, и, следуя примеру Сталина, работали по ночам. Соответствующим образом, они были бледными внешне и сеяли вокруг себя страх.

Нас, австрийцев, обеспечили свежей одеждой. Под этим я подразумеваю, что мы получили полевые кители серого цвета с флотскими пуговицами, а также брюки с захваченных русскими вещевых складов немецкой береговой артиллерии. Со своим кителем трехлетней давности, в котором были еще видны отверстия от последних полученных мною ран, я расставался почти что с болью. Кроме того, нам выдали по два комплекта нижнего белья русского образца. Это были рубашки и кальсоны из тонкой пряжи с тесемками для завязывания. На рубашке они были спереди на груди, а на кальсонах вверху на поясе и в самом низу. Предполагалось, что австрийцев соберут в Тильзите, бывшем пограничном городе Рейха, переименованном к тому времени в Советск, в котором мы надеялись завершить свое существование в качестве военнопленных.

В 1939 г. этот город на реке Неман был домом для 58 000 жителей. Теперь он был полностью покинут немцами, и в нем поселилось лишь небольшое число русских. Мы проходили через широкую площадь, на которой стоял памятник сыну города, поэту Максу фон Шенкендорфу, написавшему слова песни «Стража на Рейне» (нем. поэт-романтик, 1783–1817. — Прим. ред.). В Тильзите тоже имелась целлюлозно-бумажная фабрика, но мы не думали, что нам придется работать снова, так как уже было объявлено о нашей отправке на родину. Судя по всему, сильных боев вокруг города не было. Даже кирпичные казармы имперской постройки, в которых нас разместили, оказались нетронутыми. Но вскоре выяснилось, что в них было огромное количество клопов. Ночи превратились в сущую пытку. Стены были сплошь покрыты кровяными пятнами, остатками упившихся кровью и раздавленных клопов. Мы попытались противостоять этому бедствию, отодвигая койки от стен, но, конечно, это оказалось напрасным. Паразиты добирались до лиц, рук и других частей тела, которые не были прикрыты ночью. Мы были усыпаны опухолями от укусов. Повезло тем, кого не кусали вообще. По-видимому, клопов привлекала только «сладкая» кровь.

В тильзитском лагере мне довелось встретиться и познакомиться с несколькими австрийцами. Одного из них я знал еще по Георгенбургу. Это был Францль Райзегер, бывший владелец обувной мастерской из городка Рансхофен под Браунау. В лагере он работал сапожником. Францль женился рано. Но с первой почтой к нему пришло письмо, из которого он узнал, что зачатый во время свадебного отпуска ребенок умер сразу после рождения. Я подружился с ним, потому что после освобождения мы должны были отправиться в одно и то же место, в Браунау. То же самое относилось и к Отмару Хадеру. Он родился в 1926 г. и тоже был из Рансхофенги Но с Райзегером я дружил больше.

После освобождения я часто встречался с ними обоими. Отмар, которому еще надо было доучиваться в университете, сейчас работает налоговым советником в городе Рид. Францль по-прежнему живет и работает в Рансхофене. Я стал если не другом, то близким знакомым протестантского пастора Эрнста Хильдебрандта. Он был старше меня на 10–15 лет, а в войну тоже стал лейтенантом. Ему удалось сохранить свою книгу Нового Завета, и иногда я брал ее у него почитать. Но религиозных дискуссий, к которым он был склонен, у нас не было. Мы слишком уставали на работе.

Надежды на то, что в Тильзите нас больше не заставят работать, не оправдались. Там был деревообрабатывающий завод, на котором должна была работать офицерская бригада. В течение недели вмесф с Вилли Цельбротом мы укладывали в штабеля пятиметровые доски. Это была тяжелая работа, которая требовала много сил. Но справлялись мы с ней неплохо. В заводской конторе работала двадцатилетняя русская девушка Вероника. Было заметно, что она «заигрывала» с нами. Она была симпатичной девушкой и смотрела на нас отчасти с недоверием, а отчасти и с удовольствием, когда проверяла «процент» выполнения нормы. После работы по укладке досок нас поставили к деревообрабатывающим станкам. Я занимался изготовлением ножек и спинок стульев, а также каркасов для сидений, куда потом вставлялась фанера. Такая работа требовала определенного умения и даже вкуса, чтобы избежать неровностей в обработке деталей. Конечно, при этом надо было соблюдать осторожность и не приближаться к пилам и фрезам с электроприводом. Я даже научился испытывать некоторую «гордость» от своей работы, которая, безусловно, являлась квалифицированной и доставляла мне удовольствие.