Женщины наверняка видели мое авто в зеркалах заднего обзора. Их джип двигался быстро, но как-то судорожно. Казалось, они не знали, куда ехать. Впрочем, так, наверное, и было. Вскоре они зачем-то свернули на дорогу, ведущую в гору, — ту самую, по которой мы ездили с Женей в поисках своего приключения, ту самую, где состоялась наша с Петей дуэль.
«Лендровер» полез все выше и выше по снежному накату. Я несся сзади.
Вскоре я догнал беглянок и пристроился за ними вплотную. Нас разделяло не более пятидесяти метров. Я ехал настолько быстро, насколько позволяла заснеженная дорога с кучей слепых поворотов и пропастью по обочине. Я несся и волей-неволей заставлял женщин увеличивать скорость. Мне показалось, что они идут на пределе своих возможностей и еле-еле справляются с управлением на петляющей, ползущей в гору снежной трассе.
Тут я вспомнил: еще со времен дуэли на приборной панели «Лендровера», который я преследовал, валяется рация. Может, мне удастся наладить с беглянками контакт? Я вытащил из бардачка свою рацию и нажал кнопку вызова.
— Женя, Настя, пожалуйста, остановитесь! — воззвал я в микрофон.
Женщины не отвечали.
— Остановитесь, я прошу вас!
Навстречу нам пролетел, выскочив из-за слепого поворота, джип с российскими номерами. Он едва не впилился лоб в лоб в «Лендровер» и пронесся мимо меня с диким гудением. Водительница — кто там из них был на водительском кресле? — видимо, испугавшись, дернула руль. Машина потеряла управление и несколько десятков метров прошла юзом, соскальзывая все ближе к столбикам ограждения. Я сбавил ход и только молился про себя, чтобы они не свалились в пропасть. Мои молитвы были услышаны: внедорожник остановился не более чем в метре от бездны.
— Стойте! — снова выкрикнул я в рацию. — Девочки, выйдите, пожалуйста, из машины!
И снова мне никто не ответил.
Я продолжал взывать к ним:
— Прием! Прием! Ответьте мне! Пожалуйста, ответьте!
Я уже открыл дверцу и собрался выпрыгнуть из машины — непонятно, правда, зачем, — как преступницы стали сдавать назад. Видимо, они хотели, невзирая ни на что, продолжить бегство. Я захлопнул водительскую дверь и подал вперед. Я успел заблокировать их автомобиль, поставив свою «Хонду» ровно позади них. Тяжелый «Лендровер», двигаясь задним ходом, наверное, мог просто смести мою легковушку с дороги — но они вдруг остановились. И рация ожила.
— Ваня, это ты? — проговорила она голосом Жени.
— Да, это я. Прием.
— А знаешь ли ты, Ванечка, что даже среди ничтожных мужиков — ты полный и абсолютный ноль? — продолжила она. — В тебе нет ничего: ни ума, ни силы, ни интеллекта. Ты тугодум и подстилка под любую умную женщину. Тебя используют, а ты радуешься — как и все мужчины, впрочем.
Где-то далеко, у подножия горы, раздался вой полицейских сирен. С каждой секундой сирены приближались.
— Хорошо, пожалуйста, я согласен, — торопливо проговорил я в рацию, — пусть я сволочь, ноль, подстилка, только выходите, ради бога, из машины. Не делайте глупостей!
— Разумеется, на меня ты не произвел никакого впечатления, — прохрипел в ответ эфир голосом Жени. — А вот ты — ты, я думаю, будешь долго вспоминать меня. Прощай!
Я выскочил из «Хонды» — но что я мог сделать? Что?
«Лендровер» дернулся вперед. Разогнался на оставленном ему маленьком пятачке — и… колеса его зависли над пустотой… Еще секунда — и тяжелый джип сорвался в пропасть.
На этот раз, в отличие от нашей с Петей дуэли, погода и видимость были прекрасными. Часы показывали три, было еще довольно светло. И я мог хорошо видеть, как внедорожник летит вниз — величаво, медленно и даже красиво, если не думать о людях, заключенных в жестяную коробку… Он пролетел вниз, наверно, метров пятьдесят… Перелетел не замерзшую реку… Врезался капотом в скалы… Сначала я видел, как беззвучно сминается капот… Потом моих ушей достиг страшный удар… Раздался ужасающий хруст ломающегося железа… Внедорожник перевернулся на крышу, она промялась… А после он — покатился, покатился, покатится, кувыркаясь, переворачиваясь, все ниже по заснеженному склону, ударяясь о валуны, сшибая коротконогие ели, и где-то там, далеко внизу, вдруг увяз в снегах, закончив свой полет. А через секунду вдруг расцвел ослепительным красно-белым пламенем… И до меня донесся грохот взрыва…
Я стоял на краю обрыва, схватившись за голову, и не мог ни поверить в случившееся, ни до конца осознать его…
Рядом остановилась полицейская машина. Затем — вторая. Потом подъехал «Форд», и оттуда вылезли невозмутимый Кууттанен и Кирилл Боков…
…В ту ночь я напился. Мне не хотелось видеть никого — никого из наших. Я отправился в ту самую дискотеку «Хуло Поро» — «Бешеный олень», — где когда-то, давным-давно, мы были с Лесей — в ту самую ночь, когда я неожиданно переспал с Женькой.
Я сидел за столиком один и накачивался текилой. Кактусы расцветали в моей крови. Заунывные финские мелодии были как раз под стать моему настроению.
Мне было ужасно жаль погибших. И Женю, и Настю. Они обе были очень красивыми, и одну из них я почти любил. И был с ней близок. Наплевать, что она использовала меня. Наплевать, что перед смертью она не нашла ничего лучше, чем оскорбить меня. Все равно: в ту ночь мне было с ней хорошо. Она была опытной, умелой и заботливой. И плевать, что сама она при этом, наверно, ничего не чувствовала. А может, все-таки чувствовала?
Ах, бабы, бабы, глупые вы бабы!.. Вы решили перехитрить всех. Ваш дьявольский план почти удался. Вы предусмотрели все — да не все.
Странно, но мне не было жаль Вадима. Невинную, казалось бы, жертву. А вот Настю и Женю, безжалостных убийц, я жалел. Вы, девочки, прокололись. И за это поплатились. Погибли. И по моей, в том числе, вине. Зачем я гнал их по этой снежной дороге? Что меня вело? Дурацкий инстинкт охотника? Безумная логика погони? Почему я не дал им уйти? Пусть их арестовали бы финские полицаи, зато они были бы живы, сидели б сейчас по теплым камерам и писали показания… Ах, дурак я, дурак…
А когда я накачался до такой степени, что полутемное помещение дискотеки плыло перед моими глазами, меня внезапно осенило. Догадка шипом кактуса уколола изнутри мой мозг. Боже, неужели я был так наивен? И они, погибшие женщины, — тоже?
Я должен был проверить свое озарение. Но нет, не прямо сейчас. Сейчас я слишком пьян. А мне надо подготовиться. Такие вопросы не задают с кондачка. И такие дела не решают с бухты-барахты. Завтра. Я подумаю об этом завтра.
11 января
И вот наступило завтра, и послезавтра… Моя пьяная догадка не забылась. Она переросла в уверенность. Но все равно доказательств у меня не было. Мне нужно проверить свою гипотезу. Обязательно. Прямо сегодня. Другой возможности не будет.
И еще одну вещь я должен совершить в Лапландии. Или, по крайней мере, попытаться совершить. И на все про все у меня оставался один день — сегодняшний, он же последний.