Лукреция Борджиа - читать онлайн книгу. Автор: Женевьева Шастенэ cтр.№ 73

На это пылкое послание Бембо ответил следующим четверостишием:

В конце июня — месяца Юноны, богини семьи, — Лукреция велела отчеканить медаль, где заказала выгравировать огонь и изречение Платона, предложенное Бембо: «Est animum», что означает: «Только лишь душа подобна огню, рожденному из золота, которое ее пожирает». Чтобы поблагодарить за выбор этого высказывания, она посылает ему прядь волос и в ответ получает следующую записку: «Я в восторге от того, что каждый день вы находите новый способ разжечь мою страсть, как вы это сделали сегодня, прислав мне то, что еще недавно украшало ваше чело». Девять писем Лукреции — два по-испански, семь по-итальянски — хранятся сегодня вместе с той самой прядью в библиотеке Милана. А Байрон, восхитившийся ее волосами, «самыми прекрасными и самыми светлыми, какие только можно представить», ухитрился часть их стащить.

Бембо считал, что ему нечего опасаться страсти, однако и он попал «в сети той, что соединила в себе великолепие неба и земли»⁶. Они стали еще более осмотрительными. Отныне письма Бембо были адресованы Лизабетте, придворной даме, которая передавала их герцогине. Под посланиями Лукреции, написанными по-испански или по-итальянски, стояло условленное «F.F.».

Лукреция вскоре засвидетельствовала поэту глубину своих чувств вовсе не в письмах. Несколькими днями ранее он написал ей: «Я чувствую, что сгораю. Я весь в огне». Возможно, таким галантным способом он спрашивал, испытывала ли Carissima то же самое. Однако на Феррару обрушилась эпидемия чумы, количество погибших все возрастало. У Бембо, который жил в доме Эркуле Строцци, действительно начался такой сильный жар, что он слег; Лукреция с двумя служанками явилась во дворец Строцци. Втроем они устроились у изголовья Пьетро, слушая и ободряя больного, который, окруженный такими знаками внимания, заявил, что «счастлив страдать». На следующий день Бембо отправил герцогине следующую записку:

Целительное посещение, коим вы меня вчера почтили, чтобы подбодрить, прогнало слабость, обычно следующую за лихорадкой. Внезапно ко мне вернулись силы, словно я отведал божественного эликсира. К этому вы добавили приятные и нежные слова, полные любви и радости, и они вернули меня к жизни… Я целую эту руку, эту нежнейшую руку, какую когда-либо целовал мужчина; нет нужды говорить, что эта рука самая прекрасная, ибо ничего прекраснее Вашей Милости не могло появиться на свет⁷.

Еще не выздоровев окончательно, поэт вернулся в Остеллато. «Я уезжаю, о милая жизнь моя», — писал он. Несколько дней спустя Лукреция, супруг которой продолжал объезжать новые французские укрепления, поселилась неподалеку, в Меделане, вместе со своими шутами, собаками и дамами. Среди них была и Анджела Борджа, объект страстных ухаживаний сводного брата Альфонсо, незаконного сына герцога Эркуле. Эркуле Строцци, выполняя роль посредника, намеревался сделать так, чтобы достойно увенчать их любовь.

«Нельзя быть уверенным в завтрашнем дне», — написал в свое время Лоренцо Медичи. Понимавшие это Лукреция и Пьетро хотели как можно полнее прожить эти чудесные, неповторимые часы. В саду, пропитанном запахом эвкалиптов, лимонных и гранатовых деревьев, где солнечные лучи, проникая сквозь кроны деревьев, играли в воде фонтанов, казалось, что все настраивало на то, чтобы забыть обо всем, кроме надежды, наслаждения и признательности.

В эти дни влюбленный поэт писал:

Я страстно желаю только одного: вновь любоваться моей любимой половиной, без которой я не просто нечто несовершенное, я — ничто, она не просто часть меня, она — весь я, и так будет всегда. Именно в этом, по-моему, и заключается самое сладкое человеческое счастье, и я не смог бы найти ничего столь же драгоценного, если бы не решился потерять самого себя, чтобы провести остаток жизни с одним лишь желанием и одной лишь страстью, пылающей до тех пор, пока этого хотят любящие сердца, если только небесам будет угодна их воля⁸.

Лукреция преображалась. Ее тело до сих пор напоминало фигуры боттичеллиевских Венер, едва отмеченных женственностью, подобных девочкам-богородицам Кватроченто; теперь она, как это видно на гравюре с утраченной картины Тициана, обрела цветущие формы, очень ее изменившие.

Когда ее счастье достигло апогея, 5 августа она получила известие о смерти Хуана Борджа, кардинала-архиепископа Монреальского, племянника Александра VI. Последний с грустью заявил послу Венеции Антонио Джустанини: «Этот месяц будет неудачным для толстяков» (Каликст умер 6 августа, Сикст — 12-го). В Риме говорили, что когда солнце входит в созвездие Льва (Sol in leone), жара становится невыносимой, а близость болот порождает эпидемии. Вечером 5 августа Александр VI, Чезаре и несколько прелатов отправились ужинать за город к кардиналу Адриано де Корнето, в дом, окруженный топями, что было особенно опасно для здоровья. Нечем было дышать; папа и его свита, разгоряченные верховой ездой, выпили по кубку ледяного вина. Два дня спустя «все важные персоны были больны», сообщает оратор Светлейшей республики, которому Его Святейшество снова сказал в доверительной беседе: «Все эти смерти, что случаются каждый день, пугают нас и заставляют еще больше заботиться о нашей особе».

Бурхард, ватиканский церемониймейстер, сообщает в своем дневнике 12 августа: «В 10 часов вечера у главы Церкви проявились признаки лихорадки». Это случилось неделю спустя после ужина, устроенного кардиналом Корнето, который и сам заболел. Со своей стороны Джустиниани писал дожу, что Александр VI только что перенес кровопускание «от четырнадцати до шестнадцати унций, возможно, правильнее было бы сказать около десяти унций, но и это огромное количество крови для человека семидесяти трех лет»⁹. Лихорадка несколько спала, однако не исчезла вовсе. Бельтрандо Костабили отправил следующую депешу герцогу Эркуле Феррарскому:

Вчера утром мне сообщили, что папу стошнило, что у него жар и ему спустили девять унций крови. В течение дня Его Сиятельство принял нескольких кардиналов, которые играли в карты в то время, как он отдыхал. Ночью он спал хорошо, однако сегодня между шестью и семью часами вечера у него случился такой же приступ, как в субботу, и придворные отказываются давать сведения о его состоянии. Я употребил все возможности, чтобы разведать, что происходит, однако чем больше я упорствую, тем меньше узнаю. Медиков, аптекарей и цирюльников держат поблизости и не позволяют им уходить домой, из чего я могу заключить, что болезнь серьезна™.

17 августа Джустиниани писал в Венецию: «Лихорадка продолжает его мучить, и это становится опасным. Мне сообщили, что епископ Венозы сказал, что болезнь папы очень серьезна».

Наконец 18-го числа понтифик сел на своей кровати и в присутствии нескольких кардиналов прослушал мессу. Епископ Венозы вышел из комнаты со слезами на глазах и сообщил, что конец папы близок. На заходе солнца глава Церкви, Александр VI Борджа, отдал Богу душу.