Каким облегчением было бы излить все это Майре. Она сказала бы мне то, на чем какая-то часть меня настаивала уже давно: «Разберись наконец в себе, Онора, и реши».
Я уже собиралась было все ей рассказать, когда мы услышали, что кто-то подошел к двери внизу, постучал и начал звать меня:
— Миссис Келли, миссис Келли!
— Поздновато для посетителей, — заметила Майра.
— Что гадать, лучше идем посмотрим. Что случилось? — крикнула я сквозь закрытую дверь.
— Я капитан Питер Кейси, — сказал мужской голос. — Из Ирландского Легиона.
Я распахнула дверь. На пороге стоял человек в форме — высокий, с тонкими чертами лица, но очень худой и болезненный.
— Это я рекрутировал ваших мальчиков, — сказал он. — У нас их называют Джеймси-Волынщик и Дэнни О.
— Умоляю вас, — простонала я, — что произошло?
— В среду, двадцать пятого ноября, состоялось жестокое сражение, и наш легион оказался в самой его гуще. Ваши сыновья… — Он умолк.
— Они не убиты? Нет, прошу вас! Не убиты? — с надеждой в голосе спросила я.
— Они пропали без вести.
— Пропали? — переспросила Майра. — Что значит «пропали»?
— Все что угодно, — ответил Питер Кейси. — Они могли погибнуть, оказаться в каком-то полевом госпитале, попасть в плен. Или же… дезертировать. После битвы под Мишен-Ридж о них ничего не известно.
— Вы были там? — спросила я.
— Нет, я находился дома, в отпуске по болезни. Но там был мой сержант. Его имя Майк Кларк. Он только что был у меня дома и все рассказал. После сражения он лично проверил поле боя. Он хорошо знает ваших парней, но не нашел их тел. Среди раненых их нет, и в лагерь они тоже не вернулись.
Мы с Майрой крепко взялись за руки.
— Но ведь вам определенно известно что-то еще, — сказала я.
— Слишком холодная ночь, чтобы разговаривать на улице, — заметил Питер Кейси. — После южной жары я особенно остро чувствую холод.
— Конечно, проходите, — спохватилась я. — Поднимайтесь наверх. Чашечку чаю?
— А может, стаканчик виски? — спросила Майра.
— Вот от этого я бы не отказался — в такие-то времена.
Питер Кейси говорил долго, продолжая твердить, что мы должны гордиться такими прекрасными парнями. Он сообщил нам название места, где проходило сражение, — Мишен-Ридж, возле Чаттануга, на реке Чикамога.
— Чикамога на языке индейцев — Кровавая река. Так оно и было, — сказал он.
Господи милосердный…
* * *
Всю следующую неделю «Чикаго Трибьюн» печатала статью за статьей об этой битве. За три дня боев под Чаттанугой погибли восемь сотен солдат Союза и четыре сотни конфедератов. Раненых в общей сложности насчитывалось семь тысяч. Но газета не называла никаких имен и не приводила списков погибших. В других ирландских семьях начали получать письма: «Я в порядке, я выживу». А мы — ничего.
— Ждите и молитесь, — сказал нам отец Келли.
Будучи капелланом Ирландского Легиона в ходе Виксбургской операции, он своими глазами видел весь тот хаос, который наступает непосредственно после тяжелого боя. Тогда ему казалось, что мертвые вдруг поднимут голову, окликнут его, попросят о последней исповеди. Некоторые действительно каким-то чудом оживали, тогда как остальные…
— В тумане войны никаких записей не ведется, — объяснил он.
И добавил, что единственное, в чем он уверен, — это то, что наши отважные ребята никогда бы не дезертировали. И это должно служить утешением для нас с Майрой, добавил он. Как будто это имело для нас значение: лучше уж живые дезертиры, чем мертвые герои.
Я каждое утро ходила в свой офис, но бо`льшую часть времени проводила, глядя в окно. На другой стороне улицы находилось отделение телеграфа, где курьеры редакций газет, освещавших события войны, получали телеграммы от своих корреспондентов. И если поступали какие-то новости об Ирландском Легионе, они всегда приходили с ними к мистеру Комиски. Однако сейчас сообщений не было.
* * *
Наступил канун Рождества — целый месяц без новостей. Весь день я писала адреса на корзинках с провизией, которые должны были доставить солдатским вдовам и скорбящим матерям. Их было очень много. Олдермен Комиски и мистер Онахэн разговаривали со мной, понизив голос, как с больной. «Они полагают, что мои мальчики убиты», — думала я. Они выдали мне окорок, чтобы я отнесла его домой, и премию — двадцать пять долларов к моей зарплате — «чтобы сделать Рождество более ярким», как выразился мистер Онахэн.
Но мы с Майрой договорились не праздновать Рождество, как делали это обычно. Дети понимали нас. Как мы могли веселиться, когда наши мальчики пропали без вести? Или убиты. Я удвоила все свои молитвы, но что с того?
«Джеймси мертв. Признай это, Онора. Иначе ты уже услышала бы о нем что-то. Джеймси и Дэниел погибли. Если бы они были живы…» — нашептывал мне вкрадчивый голос вновь вернувшейся феи, когда я направлялась домой из центра города.
Я решила пойти мимо озера. Там, конечно, холодно, но напор ветра и шум волн могли прогнать этот голос из моей головы.
Я ступила на хрупкую кромку грязного снега и подошла поближе к воде, по поверхности которой бежали к берегу белые барашки пены.
Но голос феи не утихал, пока я не подумала: «Если Джеймси погиб, то и я хочу умереть в этом ледяном озере».
Я начала голосить — это было скорбное завывание, без слов.
«Ради бога, Онора, что с тобой происходит?» Это был шепот уже не феи. В сознании моем, заглушая шум ветра и волн, зазвучал громкий голос.
Бабушка. Бабушка, я так боюсь… Если мой Джеймси мертв…
«Ná bí ag caint, Онора. Довольно нести всякий вздор. И вообще, выбрось это из своей головы».
Но как? Я пробовала молиться. Я боюсь, что Господь останется глух к моим мольбам. Ох… Бабушка, Майкл был любовью всей моей жизни, отцом моих детей. Как можно даже думать о другом мужчине, особенно если он запрещен мне Церковью. Я хочу все делать правильно, быть хорошей, чтобы Бог отозвался на мои просьбы, чтобы Он спас моего мальчика, но…
«Ты сильно преуменьшаешь Бога, a stór, делаешь Его очень маленьким. Ты думаешь, что Создатель всего на свете переживает по поводу твоих проступков и промахов? Милосердие Господне безгранично, Онора. А теперь иди. У тебя дома толпа детей дожидается ужина. Займись делом, и эта фея не подступится к тебе».
И я действительно больше не слышала того навязчивого тихого голоса, когда со всех ног спешила в Бриджпорт, прижимая к груди окорок.
Когда я проходила мимо квартиры Майры, она открыла дверь.