Первые несколько лет после бегства Гудмена Жюль не с кем было поговорить о случившемся, кроме Эш. Но потом, осенью 1981 года, вскоре после переезда в Нью-Йорк на званом ужине ее подруги по колледжу Изадоры Топфельдт – бедной Изадоры, которая после сорока погибла в автокатастрофе, – там за дополнительно приставленным столом она познакомилась с искренним, надежным, безыскусным Деннисом Бойдом. Когда три месяца спустя она снова с ним встретилась, отношения быстро переросли в любовь, которую она чувствовала по-разному, в частности ей сильно захотелось раскрыть перед ним душу и все рассказать, и она знала, что исповедь будет принята с пониманием и одобрением.
Жюль поведала Деннису обо всем, в том числе о том, что Вулфы тайно помогают своему сыну. Деннис поразился.
– Они посылают ему деньги? – спросил он. – Знают, где он, и скрывают от полиции? Уму непостижимо. Непостижимая самонадеянность.
– Наверно, многие родители, если уверены в невиновности своих детей, сделали бы для них то же самое, – ответила Жюль, повторив то, что однажды сказала Эш. Она и знать не знала, какие чувства родители питают к детям.
– И все-таки, – сказал Деннис, – ты никогда не думала о том, чтобы выдать его?
– Думала, – согласилась она. – Не всерьез. Мне просто не хочется участвовать в этом. Не так. Я не имею права.
– Понимаю, – кивнул Деннис. – В моем прежнем доме, прямо над Изадорой, жила семья. Мать страшно оскорбляла пятилетнюю дочь, обзывала ее никчемным куском дерьма и прочее в том же духе. Наконец кто-то из соседей обратился в службу опеки, и девочку забрали у матери, которую та явно любила, несмотря ни на что. А потом Изадора рассказала, что, говорят, девочку взяли в приемную семью, и там до нее домогался сводный брат, который намного старше нее. Так что никогда не знаешь, к чему приведут твои действия.
– Но, должен сказать, – добавил Деннис, – Вулфы поступили безрассудно. Поступают безрассудно. А еще более безрассудно то, что они скрывают это от Итана. То, что Эш скрывает. Ничего себе дела.
Он, раздраженный всем этим, покачал головой: привилегия, особое право. Он не находился под влиянием этой семьи. Не был очарован ими настолько, чтобы чувствовать ответственность за ставшую ему известной информацию о разыскиваемом преступнике.
– По правде, мне нельзя было тебе рассказывать, – сказала Жюль. – Но пришлось. Эш никогда не узнает, что я рассказала, поэтому ты даже не упоминай об этом никогда. Это важно, правда. Даже если мы когда-нибудь разойдемся и ты меня возненавидишь, ты никому не расскажешь о Гудмене, договорились?
Она сообразила, что говорит так же, как тем вечером в кафе «Норск» к ее удивлению говорил с ней Гил Вулф, практически угрожая ей.
– Не могу поверить, что проболталась тебе, Деннис, – продолжала она. – С чего бы это?
Он весело улыбнулся:
– С чего-то серьезного!
– Похоже на то, – согласилась она. – Но ты можешь прямо сейчас позвонить в полицию, и Гудмена арестуют. И наверняка всех Вулфов тоже.
– И тебя, – подсказал Деннис.
Замолчали. Он хватил лишнего.
– Я пошутил, – поспешно сказал он. – Я никогда не причиню тебе вреда.
– Знаю.
– Я люблю тебя, – продолжал Деннис. – А теперь, когда ты мне все рассказала, люблю даже больше.
– Но почему? – спросила она. – Что тут общего?
– Потому что мы мало друг друга знаем, и все-таки ты рассказала мне об этой истории. Я глубоко ценю это. Это все равно что… объяснение в любви. Но Итана мне жалко, – продолжал Деннис задумчиво. – Он гений, но даже не знает самого важного о своей подруге и ее семье.
– Мне не нравятся Вулфы, – добавил он. – Эш, конечно, мне нравится, вы с ней близкие подруги и все такое, но мне не нравится их сговор.
– Не обязательно, чтобы они тебе нравились.
– Ты уверена?
– Уверена.
Кроме Жюль, Денниса еще никто ни во что не впутывал. Он был благодарен, что стал частью ее жизни, а предыстория неизвестного ему Гудмена Вулфа, насколько он мог судить, больше не имела отношения к чему бы то ни было.
Сейчас, в 1988 году, в Европе Эш не во всем обманула Итана, сказав, что проведет два дня в Норвегии. Она всего лишь опустила основной пункт своих планов. Она на самом деле остановилась в «Гранд-отеле» в Осло. Эш уехала в Осло, Итан – в Рим, а Деннис и Жюль остались в Венеции сами по себе. Внезапно в этом обескураживающе дорогом гостиничном номере Жюль занервничала. Ей вдруг стало не по себе наедине со своими мыслями, и она схватила Денниса за руку, хотя он еще спал.
– Деннис, – позвала она. – Деннис.
– Что?
Он открыл глаза и прижался к ней, она почувствовала его дыхание, резкое, но не противное. Крепкое. Запах дубовой коры, от вчерашней выпивки. Еще сонный, он инстинктивно взобрался на нее, и она ощутила его непроизвольное возбуждение, в чем не приписывала себе никакой заслуги. Он отыскал нужное положение, и хотя ее мучило смутное беспокойство и одиночество и хотелось просто поговорить с ним все равно о чем, так было тоже хорошо, если не лучше. Секс в номере итальянской гостиницы действует на американцев необычно: они начинают чувствовать себя итальянцами. В двадцать девять Деннис выглядел почти как итальянец, со слегка отяжелевшим смуглым лицом, темными глазами и густыми волосами на груди и подмышками. Одна из украшенных завитками подушек тяжело, как якорь, грохнулась на пол. В полудреме Деннис, словно пушинку, поднял Жюль и усадил на себя, но она протянула обе руки вниз, чтобы не попасть в неловкое положение, когда женщине приходится поправлять, а мужчина тактично смотрит в сторону или, бывает, откровенно пялится. Убеждаться, что мужской член вошел в тебя правильно и не причинит боли, входя глубже, все равно что, сидя в машине, пытаться вставить металлическую часть ремня безопасности в паз. Ждешь щелчка, так же как здесь, в кровати итальянской гостиницы, ждешь щелчка другого рода, идущего из загадочных глубин. Секундная задержка, а потом никакого сопротивления, и ты по-дурацки счастлива, что все получилось, словно поместить внутрь себя мужской прибор – невесть какое важное дело, вроде устранения критической поломки космического корабля.
Лежа под ней на гостиничной кровати, Деннис закрыл глаза, чуть приоткрыв рот и высунув язык. Она подумала об Эш и Гудмене в разных кроватях в смежных гостиничных номерах где-то на континенте, и сразу вспомнила, как в гостиной Вулфов в «Лабиринте» однажды поцеловала Гудмена, искала языком его язык, и нашла, но ему надоело, и он ушел от поцелуя. Она наклонилась вперед, прижалась губами к губам Денниса, и он ответил без насмешки или скуки, а с полной отдачей. Крепкие, мягкие губы, полузакрытые глаза, не до конца проснувшееся тело, чьи феромоны притягивали ее, хоть это влечение так навсегда и останется не вполне объяснимым.
Позже они спустились позавтракать, и им подали один из тех странных завтраков, какие подают в гостиницах Европы, где главное место отведено яйцам вкрутую, пшеничным хлебцам и еще, сразу после яиц и до хлебцев, будто это вполне нормально, субпродуктам. В утренней столовой, словно в Вавилоне, они с Деннисом сидели за столом между испанцами и немцами. Жюль сказала Деннису: