Но, возможно, он скромничал. Привирал, стесняясь обсуждать с Жюль, будущей медицинской соцработницей и женой УЗИ-специалиста, то блистательное направление, в каком уверенно продвигалась его собственная жизнь. Ни разу он не сказал: «Ну не странно ли, что со мной такое случилось? Не похоже на бред сумасшедшего? Может, пора лезть на крышу и орать?» Или: «Не бойся, я не превращусь в эдакого ублюдка с тугим кошельком, которых мы все терпеть не можем. Никаких «Феррари» у меня не будет».
Он не торжествовал, даже напрямую не упоминал о происходящем – разве что вскользь, смущенно. Но большую часть времени он не поднимал головы от стола, прорабатывая многочисленные детали своего шоу.
Будущее, говорил Итан, всегда неопределенно. Но редакторы, составившие список топ-100, были настроены оптимистичнее. Они уже прочили «Фигляндии» коммерческое распространение и довольно уверенно заявляли, что даже нынешнее влияние Итана (пока, впрочем, намного более существенное, чем его состояние) огромно. Опубликованная цифра совершенно не соответствовала образу жизни Итана и Эш, они ничем не выдавали, что настолько богаты.
– Наш влиятельный друг, – сказала Жюль. – Вот черт.
– Почему «черт»?
– Не представляю, что теперь о нем думать.
– Зачем тебе что-то думать? – спросил Деннис.
– Нельзя им рассказывать, что мы специально изучали этот список, – сказала она. Эш как-то мимоходом упоминала о журнале, они с Итаном знали, что выходит номер, но не знали, попадет ли туда Итан. – Они подумают, что мы его высматривали, только бы не пропустить. Что стараемся держать руку на пульсе без его ведома.
– А ведь именно этим мы и занимались, – сказал Деннис. – Ну и ладно. Это не преступление. Просто немного по-свински выглядит. И слегка навязчиво.
– Мне всего лишь хотелось узнать, с чем мы имеем дело, – возразила Жюль. – В том числе и в денежном смысле, хоть я и понимаю, что по сравнению с другими в списке у него не так уж много денег. Но, очевидно, через несколько лет станет гораздо больше. Когда начнется коммерческое распространение. Если начнется. Итан говорит, вряд ли. Его шоу скорее престижно, чем доходно. Все дело в доле на рынке. Боже, я рассуждаю так, будто понимаю, о чем говорю… «доля на рынке»… понятия не имею, что это.
– Вот мы и разнюхали кое-что о влиятельности и доходах нашего старого друга, – подытожил Деннис, – и теперь можем подумать о чем-нибудь другом. Ты сегодня едешь в Бронкс? Эту кореянку еще не выписали из больницы?
Он был готов сменить тему, поговорить о работе. Он спрашивал о пациентке Жюль, милой, невнятно говорящей девочке-подростке, которую положили в больницу после того, как она попыталась свести счеты с жизнью. Жюль каждый день ходила в больницу и просто разговаривала с ней, а иногда даже пыталась ее «расколоть», как она это называла, хотя, наверно, и не совсем удачно. Она ответила Деннису, что пойдет в больницу позже. Но ей все не давал покоя Итан. Наверное, от этой темы она уже никуда не денется. Прямо сейчас в самом центре города, в Трайбеке
[6], в просторной двухквартирной мансарде с наливными полами, куда переехали тоже недавно поженившиеся Итан и Эш, должно быть, эти последние проснулись и потопали по этому самому полу к камерному холодильнику, роскошному, сумасбродному приобретению, которым они поначалу щеголяли перед друзьями смущенно и с детской гордостью.
– Словами не передать, какое удовольствие мне доставляет этот умопомрачительный агрегат, – поделился Итан.
– Осмелюсь предположить, – сказала Эш, – тут все дело в том, что когда его мать бросила отца, холодильник безнадежно опустел. Знаете, что там держал его отец? Сардины и маргарин. А теперь Итан входит в холодильник и может выбирать себя яства, которые смотрят на него со всех сторон. Не то чтобы это могло возместить ему упущенное, но попытка не пытка.
– Это она вычитала в «Драме одаренного ребенка», – невозмутимо сострил Итан.
Деннис тяжело плюхнулся рядом с Жюль на маленький, набитый поролоном диванчик, отчего дешевенький предмет мебели чуть не сложился пополам. Деннис сбросил ботинки, снял носки и, положив ногу на ногу, удобно пристроил босую ногу на колени Жюль.
– Массаж стоп? – сказал он. – За плату.
– А сколько заплатишь?
– Сколько Итан имеет в час.
– Идет, – согласилась она. – Лучше наличными, но можно и золотым слитком, тоже неплохо.
Она стала разминать снизу и по бокам большие холодные ступни со вздувшимися венами, иногда напоминавшие ей ноги мертвеца.
– О-о, превосходно, – сказал он. – Просто превосходно. Ты точно знаешь, что мне нужно.
Жюль Хэндлер-Бойд растирала ступню мужа старательно, а через минуту уже немного садистски. От кроссовок, в которых Деннис играл в тачбол, ступни у него загрубели. Он закрыл глаза и издал что-то вроде мурлыканья довольного кота. После знакомства с журналом они стали лучше понимать силу Итана в этой жизни и нынешние показатели его богатства, которое своим чередом, если ничто не помешает, будет расти бешеными темпами. Но сюда уже входит его доля в доходах не только от самого шоу, но и от каждой проданной футболки, рюкзака, брелока, мягкой игрушки, пляжного полотенца, ластика с символикой «Фигляндии».
– Из всего этого я делаю вывод, – говорила Жюль, разминая мужу ступню, – что он живет в каком-то другом мире, а значит, и Эш тоже. И когда мы приглашаем их к себе, они, наверно, говорят друг другу: «О, нет, только не это. Мы их любим, но неужели мы должны тащиться в эту дыру с дешевой мебелью, где одни ступеньки чего стоят?» Почему мы раньше этого не понимали? Как мы сквозь землю не провалились до сих пор, ума не приложу. Им не нравится приходить к нам, Деннис. А когда мы вместе ходим обедать и Итан хватается за счет, а мы говорим: «Нет, нет, Итан, не нужно, каждый платит за себя», – как нелепо это с нашей стороны. Как жалко это выглядит. Он это понимал, а мы нет. Он любезно не настаивал, и все.
– Ему, наверно, совершенно не хочется ходить с нами в рестораны для обычных людей, – продолжала она. – Помнишь, в прошлом месяце ходили в турецкий ресторан? Мне не давал покоя фирменный кебаб. Боже мой, ну и подали его с нарезанным салатом и лепешками из микроволновки. Какое испытание для Итана Фигмена!
– К чему ты это все, Жюль?
– Эш с Итаном теперь могут обойтись без фирменного кебаба. А точнее, они обойдутся без нас. Мы никогда не стали бы друзьями, если бы познакомились сейчас. Представь, им говорят: познакомьтесь, очень славные люди – она учится на социального работника, а он специалист по УЗИ. Так они и прониклись симпатией! Поэтому лучше всего знакомиться в детстве – дружить начинаешь просто с тем, кто тебе нравится и кому нравишься ты. Но с возрастом детская дружба начинает тяготить, с друзьями и поговорить уже не о чем, разве что сказать: «Помнишь, как твоя мама пришла домой, а мы никакие. Вот умора». Если не дорожишь памятью о прошлом, отношения лучше разорвать. Когда шоу Итана войдет в коммерческий оборот, станет еще сложнее. Будь я более приличным человеком, я не стала бы навязываться. У них есть друзья и помимо нас. Помнишь, мы видели их на ужине?