Исключительные - читать онлайн книгу. Автор: Мег Вулицер cтр.№ 72

В те недели, когда сделка Итана находилась в разработке, его финансовый планировщик после собрания высказал ему мысль:

– На вашем месте в случае успеха шоу я бы всерьез задумался о коллекционировании работ Питера Клонского.

– Кого?

– Картины мороженого. Постоянно слышу его имя. Работы большие, пышные и по-хорошему вульгарные, они точно будут высоко оцениваться.

– Раньше люди ценили художественные работы. Теперь работы оцениваются? Вот к чему мы пришли? Впрочем, может, всегда так и было, просто я наивный.

Финансовый планировщик рассмеялся, но Итан беспокойно задавался вопросом, не считают ли его самого художником, чьи работы будут высоко оцениваться. Конечно считали, Гил ему так же сказал. В тот миг, когда он отправил свое шоу в полную восприимчивых хихикающих руководителей комнату, он вошел в кровяной поток денег и торговли. Чистота ничего не значила, как, наверное, и всегда. В самом слове звучали религиозные нотки. Итан знал женщину, которая называла себя писателем, но когда ее спрашивали, что она написала, отвечала:

– Я пишу только для себя.

Затем она с любовью показывала свой стеганый дневник, и когда ее просили почитать, отказывалась, говорила, что это только для нее. Но можно ли считаться художником, если никто не видит твою продукцию? Сам Итан был продуктом, и он позволял и себе, и своим работам поддаваться перспективе будущих денег. Может быть, он когда-нибудь будет владеть Питером Клонским. Он даже не видел картин Питера Клонского, но вдруг со стыдом осознал, что хочет приобрести его работу.

Что касается Кэти Киплинджер, то на рынках капитала, возможно, манипуляции деньгами и рынками давали ей тот же выпуск эндорфинов, что когда-то танцы. Итан тихо поддерживал с ней связь в течение нескольких лет, но как будто в основном хотел помочь ей оправиться от дерьмового времени, которое она провела с Гудменом в ту ночь в «Таверне на лужайке». Трудно сказать, в чем была проблема Кэти: она была бедной девочкой, и стала бедной женщиной. Она снова сошлась с Троем Мейсоном, который теперь был солистом «Театра танца Элвина Эйли». Итан задумывался, встречались ли они еще или уже нет. Обычно редко остаются с людьми, с которыми были в подростковые годы, Эш и Итан в этом плане странные. Время прошло, и теперь Итан и Кэти вообще не общались. Кажется, она больше не хотела иметь ничего общего с ним, или с тем, что считала дурной частью своей жизни. Он предположил, что она все еще в городе, копит и приумножает свое состояние, а также чужое.

Все богатые люди города жили хорошо посреди мрачной жизни. Город составлял настоящий парадокс, хотя, возможно, так оно всегда было. Здесь можно жить припеваючи, пока мир вокруг разваливается на части. Тут можно попасть на неописуемо грустную поминальную службу гея-продюсера за тридцать, на котором оперная певица исполняет ту самую арию из «Валли», уже ставшую клише, но все равно от которой каждый раз сжимается сердце. На приеме, среди людей, некоторые из которых точно уже обречены, пьют прекрасное вино и едят креветки на гриле, а затем выходят на улицу и видят всех этих озабоченных горожан с сумками из магазинов и бездомных, которые лежат посреди дороги на импровизированных постелях, так что их приходится обходить. Улицы дышат беспокойством и страхом, и город не является местом, которое можно вспоминать с теплой ностальгией – правда, рынки тогда взлетели, и если правильно вложиться, можно было увеличить состояние в несколько раз и купить квартиру с окнами, из которых не виден хаос.

Но именно из-за того, чем город являлся в то время, Итан Фигмен должен был там остаться. Даже когда студия утвердила его шоу, работать над ним надлежало в Нью-Йорке.

Прежде всего, он знал, что независимо от того, насколько ужасен Нью-Йорк, город будет его вдохновлять. Он любил это разбитое, переполненное, живущее конкуренцией место, где он провел всю свою жизнь, и где жил Уолли Фигмен, по крайней мере, когда он находился в нашем мире. Но было еще кое-что, нечто, что он еще не обсуждал с Эш. И теперь, после японского ужина, он решился.

– Я знаю, что Нью-Йорк – унитаз, дорогой фарфоровый унитаз, – сказал он ей. – Но это неважно, потому что ты в любом случае не можешь уехать.

– О чем ты?

– Ты так не поступишь с родителями. Я бы с ними так не поступил – не забрал бы тебя от них. Сначала они потеряли Гудмена, а теперь тебя? Это слишком. Это несправедливо.

– Они не потеряют меня, – сказала Эш. – Это не одно и то же. Я всего-то буду в Лос-Анджелесе.

Итан плюхнулся на спину на футон.

– Я постоянно думаю о твоем брате и задаюсь вопросом, где он, черт возьми, сейчас, – сказал он. – В смысле, прямо сейчас, где Гудмен? Что он делает? Он обедает? Ужинает? Завтракает? Испражняется? Занимается сексом?

Эш промолчала.

– Разве ты не задумываешься? – спросил он.

– Конечно, задумываюсь.

Но она все же не ответила.

– Разве не так? – повторил он.

– Да, – наконец сказал Эш. – Очевидно же. Хотя нет, – добавила она, – как будто он – Итан Патц.

Итан задумался об этом сравнении. Патц был семилетним мальчиком, который исчез в Сохо в 1979 году в первый день, когда ему разрешили одному ходить на остановку автобуса. Ребенок стал ориентиром, символом вновь пугающего города. Его родители, что характерно, были художниками. Но сравнение не очень удачное, потому что с Итаном Патцом ничего хорошего случиться не могло. Однако Гудмен Вулф мог быть где угодно и заниматься чем угодно.

– Я знаю. Просто ты так странно об этом говоришь, – сказал Итан.

– Это вообще странная тема, – сказала Эш жестким голосом, который он редко слышал от нее и не любил.

– Знаешь, недавно мне снился Гудмен. Я хотел тебе рассказать, – сказал Итан. – Он находился в нашей квартире, и ему было семнадцать. Я попытался спросить его, почему он решил, что ему нужно уйти, и где он сейчас. Но он не сказал мне. Он вообще не разговаривал. Был совершенно немым.

– Хм, – сказала Эш. – Звучит очень напряженно.

– Ты бы отдала все, чтобы узнать, где он? Все ли с ним хорошо?

– Конечно.

– Представь, что в один момент просто исчезаешь и больше не появляешься. Кто так делает? Какой человек обрекает свою семью и друзей на такие страдания? Иногда я думаю, что, может быть, он был намного более испорчен, чем мы думали. Может он вообще был, например, социопатом.

– Мой брат не был социопатом.

– Ну ладно, но мы понятия не имеем о том, с чем тогда имели дело. Мы были детьми. Глупыми. Верили всему, что нам говорят.

– Итан.

Он был неожиданно взволнован – эта тема всегда приводила его в такое состояние.

– Просто все осталось нерешенным, нераскрытым, – сказал он.

– Да, это правда. Но он невиновен. И должен был состояться суд, – сказала Эш. – Дик Педди защитил бы его. Успешно.