Совершенно неожиданный звонок от Курганова, с которым я не виделся вот уже 19 лет. Он побывал в Москве на Астрономическом конгрессе и в числе прочих виделся с Василием Григорьевичем Фесенковым, который расспрашивал про меня и выразил желание со мной списаться. Василий Григорьевич работает в Астрономическом институте в Москве и состоит директором обсерватории в Алма-Ате. Жена его (вторая, урожденная Пясковская) — с ним. Может быть, в будущем году приедет сюда, если жену его отпустят вместе с ним. Из других астрономов Курганов видел Набокова, который прислал мне привет. Сам же он состоит профессором в Lille; жена его (норвежка, которую я видел) здравствует; сыну уже 21 год.
Забыл упомянуть, что Улин сообщил известия о Чахотине: этот прохвост в апреле уехал в СССР с младшим сыном, живет в Ленинграде и работает, по-видимому, где-то около Института Павлова, поскольку ему дали во дворце Юсупова те комнаты, где был убит Распутин
[1884].
* * *
23 октября 1958 г.
В «Доме книги» — уморительная сцена. Молодой самоуверенный господин врачебного типа был в восторге от Нобелевской премии Пастернаку. Я с ним сцепился. Оказался — доктор Струве, внук П[етра] Б[ернгардовича]; ну, ему, с таким родством, и книги в руки, чтобы вместить в себя все белогвардейские измышления без всякого остатка. И при том — истинно православный немец. Забавно
[1885].
* * *
8 ноября 1958 г.
Коротенькая записка от Dehorne с благодарностью за мое «столь содержательное письмо», и при этом — дискуссионный журнал «Unir»
[1886] (оппозиция Торезу), в котором она принимает участие. Надо прочитать внимательно
[1887].
* * *
16 ноября 1958 г.
Визит Пренана. Мы с ним долго обсуждали вопрос об «Unir» и о положении «внутри» и «вне». Затем — академия и университет. Я советовал ему — уже который раз — поставить свою кандидатуру в Académie des Sciences, но он не имеет никакого желания делать визиты и, кроме того, уверяет, что его не изберут. Что же касается до влияния академиков, то он находит, что уже и так его личного влияния совершенно достаточно, чтобы доставить ему и его ученикам полную возможность работать
[1888].
* * *
28 ноября 1958 г.
Короткий визит Улина: показал мне номер «Русской мысли» с отчетом о заседании «питомцев Академии художеств», где его очень похвалил председатель, а председатель этот — не кто иной, как Димитрий Павлович Рябушинский, не художник и не питомец названной Академии. Очередной белогвардейский курьез
[1889].
* * *
6 декабря 1958 г.
Утром застал Каплана, чтобы с ним поговорить о работе для Майи Минущиной. Едва услышав, о ком идет речь, он засмеялся и сказал: «Очень кстати здесь сейчас Райгородский; вы помните его по лагерю. Так вот он все время занимался интересами семейства Минущина, и благодаря ему Майя кончила École Normale de Musique и благодаря ему же был напечатан ее перевод Дудинцева». Действительно, Райгородский, постаревший и пополневший, был тут. Сначала он не мог никак понять, в чем дело, но когда понял, расхохотался и сказал, что он как раз сейчас занимается вопросом и все сделает, что надо. Я чувствовал себя в глупом положении, и еще более, когда Каплан, после ухода Райгородского, сообщил мне, что его жена душевно больна и он сожительствует с давних пор с Ольгой Федоровной и заботится о ней и Майе и о ребенке Майи. Вышло еще раз совпадение: вероятность встречи с Райгородским была ничтожно мала, но встреча осуществилась. Я чувствую в этом деле еще несколько скрытых сторон и перестаю им заниматься
[1890].
* * *
11 декабря 1958 г.
У Каплана в магазине побывал наш «товарищ» по лагерю Бирнбаум, отвратительнейший ренегат, добивавшийся зачисления в SS, доносчик, а ныне благополучный семьянин и даже Médaille de Résistance!
[1891]
[1892]
* * *
14 декабря 1958 г.
Визит Улина. Он только что побывал на каком-то белоэмигрантском сборище, где шла речь о 40-летнем юбилее русской эмиграции. Выступал Лифарь, говоря о самом себе со всех точек зрения, кроме своего сотрудничества с немцами, и внес предложение выпустить сборник статей о том, что русская эмиграция внесла в западную культуру, по мнению этих господ…
С Ольгой Федоровной Улин был гораздо любезнее, чем она рассказывает. Он признал у нее некоторый художественный талант, но не обработанный, и посоветовал ей посещать студии с тем, чтобы научиться элементарной технике
[1893].
* * *
21 декабря 1958 г.
Вечер у Тони. Помимо своих был еще некий Юрий Николаевич Карасевич, советский микробиолог, командированный в Пастеровский институт. Он мне очень понравился во всех отношениях, и как раз при нем Танька захотела показать всю свою экзистенциалистскую гниль — образчик современной французской молодежи
[1894].
* * *
24 декабря 1958 г.
После завтрака поехал к Каплану. Там оказалась отвратительная компания: «знаменитый» сыск-журналист Суварин, некий Набоков — брат беллетриста, некий профессор из Оксфорда из тех же, которые считают, что русская культура — это они, а там ничего нет. Ужасно хотелось сцепиться с ними, но не было повода
[1895].
* * *
5 января 1959 г.
Встретил у Каплана Пьянова. Оба говорят, что, по письмам и рассказам, русские, вернувшиеся на родину, тоскуют: им не удается настолько войти в жизнь, чтобы их не упрекали, не ставили им в вину годы жизни на Западе. Их называют, отнюдь не добродушно, «французами», и каждое слово истолковывается превратно. Официальный оптимизм ничего общего не имеет с действительностью
[1896].