«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Костицын cтр.№ 312

* * *

14 марта 1957 г.

Принес из «Дома книги» удивительно тощую «Математическую статистику» моего приятеля Б. С. Ястремского ^[1822]. Однако эта книжка, предназначенная для экономистов, объяснила мне кое-что: оказывается, математика и математическая статистика были в свое время изгнаны из всех экономических школ, факультетов и т. д. Вероятно, это произошло вслед за лысенкизмом в биологии: у меня где-то есть протокол какого-то совещания по этому поводу, протокол скандальный, неслыханный и позорный, во славу квазимарксизма. Так оно было в течение ряда лет, и этим объясняется, что большой коллективный труд «Теория статистики» ^[1823], выпущенный несколько месяцев тому назад, открещивается от математики. Результаты, конечно, были плачевные, и сейчас — поворот, опять во славу Маркса и Энгельса, но в обратном направлении ^[1824].

* * *

21 марта 1957 г.

В «Доме книги» встретил товарища по заключению Ф. Т. Пьянова. Сколько лет я его не видел? Кажется, с 1946 года. Он не так уж изменился. Отошел от своих церковных дел, живет в деревне и занимается огородничеством. «Для души, для дохода?» — спросил я его. «Начал для души, а доход пришел сам собой, и я вполне счастлив», — ответил он. Встретились мы очень сердечно, несмотря на лагерные ссоры на религиозной почве. Очень сердечно он сказал несколько слов о тебе ^[1825].

* * *

27 марта 1957 г.

Письмо от M-lle Dehorne в ответ на мое. Жалуется на суставные ревматизмы, мешающие писать, но письмо довольно длинное. Питается молоком и только молоком. Как странно: в детстве и долгое время потом я очень любил молоко, а сейчас его совершенно не переношу. Спрашивает, почему Фролова именуют профессором. Что же, это — добрая воля сотрудников партийных газет, которые всегда придают титулы даже лицам, которые к этому не стремятся. Рассказывает о Bourcart, враге Фролова, живописные вещи: оказывается, этот эльзасец немецкой ориентации во время оккупации вел себя как полагается гитлеровцу, доносил на Фролова и на других и подбирал сотрудников той же категории. Меня удивляет, что с ним не расправились сейчас же после освобождения, что он наследовал Lutaud и мог еще травить и выгнать Фролова ^[1826].

* * *

4 мая 1957 г.

Получил приглашение в сентябре 1958 года участвовать в Международном философском конгрессе в Италии (Венеция — Падуя). Как не вспомнить 1948 год, когда я должен был участвовать в таковом конгрессе в Голландии, и как мы с тобой колебались, ехать или не ехать, и в конце концов предпочли остаться отдыхать в Савойе. Доклад, впрочем, я сделал заочно. Что нам тогда помешало? Саботаж советского посольства, вернее — тогдашнего посла Богомолова. Как советский гражданин я запросил мнение посольства о моем участии в этом конгрессе. Долго не имел ответа, и, наконец, пришло приглашение придти в посольство для переговоров тогда, как конгресс уже начался. Я ответил, что разговаривать уже не о чем, и уехал в горы. У тебя в то же время был другой конгресс на руках — Международный зоологический в Париже. Ты участвовала в его организации и проведении, и твое здоровье нуждалось в отдыхе и поправке. Это была вторая причина, чтобы не ехать в Голландию. Сейчас я не уверен, что мы правильно поступили: может быть, это путешествие принесло бы тебе пользы больше, чем наши горные экскурсии. Я не знаю, как поступить теперь. Может быть, как и в тот раз, ограничиться заочным докладом ^[1827].

* * *

13 мая 1957 г.

Дожди помешали цветам вянуть, и в Ivry сегодня я нашел розы распустившимися; гвоздики в полном порядке, только букетик ландышей увянет к пятнице.

В № 1 «Monde scientifique» (орган Международной федерации научных работников) интересны статьи Колмогорова о подготовке научных работников в СССР. Она происходит именно так, как когда-то мы с Д. Ф. Егоровым проводили, несмотря на ожесточенное сопротивление наркомпросовцев. Каждый шаг давался с боем, пух и перья летели, и нас прославили «реакционерами». Д. Ф. умер в тюрьме, а я — скоро тридцать лет в изгнании ^[1828].

* * *

30 мая 1957 г.

Читаю роман Дудинцева ^[1829]. Я понимаю, что очень многим там он мог не понравиться, но, на мой взгляд, абсолютно правдив и своей правдой страшен ^[1830].

* * *

22 июня 1957 г.

Сделал сегодня то, что предполагал сделать вчера: побывал в салоне Независимых. В прошлом году я имел терпение обойти все 77 зал с 4000 экспонатов и принял решение в будущем начинать этот осмотр с 37 внешних зал, где выставляются начинающие. Это решение за год я основательно забыл и начал с 40 основных зал. Начал… и этим удовлетворился: слишком утомительно. А жаль!

Несомненно, мое впечатление прошлого года было правильно: салон Независимых прочно вошел в нравы, вокруг него не ведется той дешевой полемики, как 50 лет тому назад; «серьезные» художники выставляются и в нем, и в других салонах, и «серьезные» клиенты заказывают портреты «независимым» художникам. Конечно, та же неразбериха с «течениями», и этикетки — «экспрессионист», «импрессионист», «реалист», «классик», «неоклассик» — довольно произвольны. «Неокубизм» становится «вразумительным». Дело плохо только с абстрактно-беспредметной живописью. Я, однако, воздерживаюсь от резких суждений: знаю, какая сумма труда, испытаний, опытов и т. д. скрывается за картинами. Помню мои беседы, давние — с С. В. Ивановым, А. В. Куприным — и недавние — с Eekman, Улиным, Фотинским.

Я, конечно, постарался найти картины моих знакомых. Eekman выставил, как всегда, технически искусные изображения крайне безобразных лиц. Его картины я нашел сразу: они заметны. Легко также было узнать картины Чистовского и Клестовой: вылизанность совершенно скандальная. Чистовский был эротоманом и остается им, но с жутким оттенком некрофилии. Фотинский изменил манеру в сторону, я бы сказал, намеренной небрежности. Разыскать его пейзажики было нелегко. Улин выставил два портрета — какого-то приличного господина и какого-то протестантского пастора в профессиональном одеянии с молитвенником в руках и среди церковной мебели. Вероятно, портреты похожи, но скучны, скучны, скучны. Очень странно, что Fougeron, как и в прошлом году, не нашел. Таслицкий бесцветен. Крайне наивен Galéani, artiste de 87 ans, peintre de la paix ^[1831], с портретом Эйнштейна и витринкой барельефов (Ленин, Маркс, Кашен и т. д., и т. д., и т. д.). Забыл я совершенно о Кишке, а его картины мне очень хотелось посмотреть.