«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Костицын cтр.№ 292

Нина Ивановна прочитала мне ряд писем от мужа. Я рад был узнать, что Игорь Александрович Кривошеин и его семья живы и здоровы. Никита кончил кадетский корпус и работает с удовольствием; родители его живы и продолжают жить в Ульяновске. А сколько тут в белых кругах распускалось вздора об аресте Игоря ^[1649], о самоубийстве Нины Алексеевны, об отправлении мальчика в воспитательный дом. Николай Лаврентьевич чувствует себя хорошо. Болезнь прошла ^[1650].

* * *

11 октября 1952 г.

Побывал у Каплана и привез новый номер «Природы», девятый. С переходом редакции в руки О. Ю. Шмидта «Природа» резко изменилась к худшему ^[1651].

* * *

23 ноября 1952 г.

Пренан пришел разбухший, мокрый и усталый. У него — семейные новости, приятные на этот раз. Андрюшка назначен ассистентом по географии в Сорбонне и покинул преподавательское место в лицее в Fontainebleaux, куда был назначен. У него родился младенец, и на этот раз вполне благополучно… Пренан совершенно отстранился от всякой политической деятельности, в чем я его одобряю, но чуть-чуть сочувствует оппозиции, в чем я его не одобряю.

У Нины Ивановны с ее отъездом ничего нового; обещают… Возмутительное бездушие, чисто бюрократическое отношение к живым людям. Палку, палку… Уехала в Granges сегодня вечером, предварительно измотав меня бесконечными разговорами и курением, а я совершенно не способен выносить болтовню и табак. Ничего не поделаешь. Положение у нее трудное, и без помощи нельзя ее оставить ^[1652].

* * *

27 ноября 1952 г.

У Каплана видел некоего Гиляева, его товарища по русской бригаде. Во время этой войны он потерял руку — правую, но получил Médaille militaire ^[1653], а сейчас — Почетный легион. Это дает ему право на пенсию в 7500 франков в год. Говорит обо всем этом с горечью: и орден, и медали не утешают его.

После завтрака проделал длиннейшее путешествие в консульство для продления паспорта ^[1654].

* * *

31 декабря 1952 г.

Канун Нового года. Одиночество ^[1655].

* * *

8 января 1953 г.

Визит: молодой математик Riguet. Он хорошо знает Лёвушку Калужнина и переписывается с ним. По его словам, у Лёвушки — двадцать часов в неделю лекций в Берлинском университете (советская зона). Это меня удивляет: ни в немецких, ни во французских университетах не принято обременять преподавательский персонал большим количеством часов. Значит ли это, что немецкие математики попросту перебежали в западную зону к союзникам, и Левушка затыкает все дыры? ^[1656]

* * *

30 января 1953 г.

Письмо от Нины Ивановны, совершенно отчаянное: визы нет, и для жены и матери Антонова — тоже нет. «Придите в середине февраля». А ведь со дня высылки Николая Лаврентьевича прошло 13 месяцев. Если этих бедных женщин не собираются впускать, почему не сказали этого сразу? Зачем эта бессмысленная трепка? ^[1657]

* * *

24 февраля 1953 г.

Читаю Алексея Николаевича Толстого. По-моему, из всех Толстых он — наименее талантливый. «Петр» — шедевр, но остальное — убожество, и «Хождение по мукам», и пьесы, и «Эмигранты». Да, забываю «Аэлиту», к которой имею большую слабость (если откинуть мистику). «Хождение по мукам» было начато как белоэмигрантский роман и закончено как советский, и эта двойственность всюду чувствуется. Есть также неприятный душок — желание потрафить. «Иван Грозный» совершенно антиисторичен, я бы сказал — безграмотен, но эта безграмотность — намеренная. Это — исполнение заказа: не социального, а просто заказа. Жуткая вещь — «Эмигранты», и очень смахивает на правду ^[1658].

* * *

25 февраля 1953 г.

Приехала Нина Ивановна. И у нее самой и кругом нее — осложнения, из которых некоторые близко ее касаются. С заработком у нее ничего не выходит. Наш лагерный приятель [Заферман] поверил газетной шумихе о советском антисемитизме и сразу стал враждебен всему советскому настолько, что просил не сообщать мне его адрес. Замечу, что я этого и не добивался. Нина Ивановна хотела его дать, чтобы иметь возможность списываться ^[1659].

* * *

26 февраля 1953 г.

Неожиданный визит: некий К., русский, жаждущий попасть в СССР, пришел ко мне с рекомендацией от Романовых и просьбой… ускорить его отъезд. Он был очень разочарован, когда я объяснил, что не имею абсолютно никакого отношения к этим делам и лицам, от коих сие зависит. Тем не менее рассказал мне свою биографию: как всегда у здешних русских, она живописна.

Молодожен в начале войны 1914 года, был ранен в 1915 году и в госпитале узнал, что жена его родила дочь и умерла. Через несколько недель ему сказали, что он предназначен в Русский корпус для Франции, и дали повидать семью. Пробыв дома несколько дней, повидав дочь, отправился по назначению: воевал добросовестно, награжден Георгиями, но до ефрейтора не дослужился. В Салониках, куда был отправлен их полк, очутились против болгар: и те, и те стрелять друг в друга не хотели, и болгарские солдаты часто перебегали к нашим; так длилось до революции.

После октября 1917 года русские солдаты заявили, что желают возвращаться домой, поскольку Россия вышла из войны. Последовали репрессии; «союзники» показали себя с самой гнусной стороны. После многих неприятностей, побывав в Константинополе, в Болгарии и других странах, он очутился в Париже, где занялся портняжеством. Женился на русской армянке, жил с ней очень счастливо, купил домик под Парижем, обзавелся сбережениями. Снова — беда: вторая война и оккупация.

Потеряв кой-какие перышки в этой передряге, сейчас же после освобождения взял советский паспорт и записался в 5-ю группу возвращенцев — ту группу, которая никуда не уехала. Ему удалось разыскать дочь, списаться с ней и племянниками; родственники очень зовут его, но визы нет и нет, а полтора года тому назад жена умерла. Тем более хочется скорее попасть на родину, но визы нет и нет. Каждые две недели, как и Нина Ивановна, он бывает в консульстве и получает ответ: «Ваше dossier — в порядке; бумаги уже давно в Москве. Сказать вам ничего не можем, так как сами ничего не знаем. Ждите». Чтобы быть свободным, он распродал имущество и продал дом. Работу продолжает. Скучает (вполне понятно, особенно — мне) ^[1660].