Генерал Алексеев - читать онлайн книгу. Автор: Василий Цветков cтр.№ 45

Наконец, после описанного выше приезда Царской семьи в Ставку и состоявшейся беседы Императрицы с Алексеевым в ее письмах, написанных после возвращения в Царское Село (3 августа и 6 августа 1916 г.), отнюдь не звучит неприязнь к Алексееву. Напротив, скорее можно говорить о сожалении Александры Федоровны в том, что генерал не понимает, какую пользу стране и армии и ему лично может принести молитвенная помощь «царского друга», как «досадно, что масса людей пишет гнусные письма против Него (в переписке о Распутине писали с большой буквы. — В.Ц.) Алексееву». «Если только Алексеев принял икону нашего Друга (показательно, что генералу была передана икона от Распутина. — В.Ц.) с подобающим настроением, то Бог, несомненно, благословит его труды с тобой. Не бойся упоминать о Григории при нем — благодаря Ему ты сохранил решимость и взял на себя командование год тому назад, когда все были против тебя, скажи ему это, и он тогда постигнет всю мудрость и многие случаи чудесного избавления на войне тех, за кого Он молится и кому Он известен, не говоря уже о Бэби (Наследник Цесаревич. — В.Ц.) и об Ане (Вырубовой. — В.Ц.)». И уже 9 августа Александра Федоровна пишет об отправке русских войск и санитарного отряда во Францию, добавляя при этом, что «Алексеев одобрил эту идею».

Единственным, хотя и довольно существенным в глазах Государыни Императрицы изъяном Алексеева было отсутствие «души» у генерала, что отмечалось ею в письмах, отправленных в Ставку уже во время болезни Михаила Васильевича в ноябре 1916 г.

Чрезвычайные подозрительность и скрытность в работе начальника штаба, безусловно оправданные в условиях войны, вызывали у многих сотрудников Ставки (особенно у приближенных ко двору) скептическое отношение к нему, сомнение даже в его искренности и преданности Государю. Это обстоятельство, вероятно, сыграло определенную роль в появлении слухов о неких, якобы «заговорщицких», планах генерала, о его «тайных связях» с «врагами Престола». Даже такие «мелочи», как отсутствие Алексеева на «завтраках» в присутствии Императрицы, вполне объяснимое крайней занятостью начальника штаба, или отказ в предоставлении паровозов и вагонов для Поездов Великих князей, находившихся в Ставке, оценивались как его «демонстративное нерасположение» к Царскому дому. И это при том, что ежедневные «утренние доклады занимали много времени у Михаила Васильевича, в те же дни, когда Алексеев еще, кроме того, и завтракал у Государя, у него непроизводительно пропадало все самое ценное время с утра до 2-х — 3-х часов дня». Алексеев — единственный из Ставки — принципиально сам платил за себя всю стоимость «завтраков», не принимая расходов на казенный счет.

В конце концов Алексеев обратился с просьбой к Государю о возможном его «освобождении» от обязательных завтраков. Как отмечал о. Георгий Шавельский, «Государь уважил просьбу старика, но просил его помнить, что его место за столом всегда будет свободно, и он может занимать его всякий раз, когда найдет возможным. После этого генерал Алексеев являлся к высочайшим завтракам… но вторникам и воскресеньям (до этого генерал бывал на “завтраках” через день. — В.Ц.), а в остальные дни питался в штабной столовой, где, как хозяин, он чувствовал себя свободно и по собственному усмотрению мог распоряжаться временем… На высочайших завтраках и обедах, как первое лицо после Государя, он по этикету должен был занимать за столом место по правую руку Государя. Зато во время закуски, во время обхода Государем гостей, он всегда скромно выбирал самое незаметное место в каком-либо уголку и там, подозвав к себе интересного человека, вел с ним деловую беседу, стараясь использовать и трапезное время».

Временно замещавший Алексеева во время его лечения в Крыму генерал от кавалерии В.И. Гурко также отмечал, что Михаил Васильевич предпочитал постоянно обедать в штабной столовой, вместе с остальными чинами Ставки. Здесь к соблюдению «обеденного этикета» относились гораздо проще. Кроме того, обеды в столовой «давали ему удобную возможность для общения со своими подчиненными, которых он, разумеется, в иных условиях встречал очень редко». Он мог также «переговорить с лицами, прибывшими в Ставку но делам и на беседы с которыми ему иначе приходилось бы тратить свое драгоценное время».

Можно отметить и еще одну, вполне прозаическую, причину отсутствия генерала на «высочайших завтраках». Выросший в простой армейской среде Алексеев смущался отсутствием, как он считал, должных манер ведения застольных бесед, светских разговоров, общепринятых этикетных правил, тем более в присутствии придворных. В этом, а не в намеренном игнорировании, «пренебрежении царскими милостями», «плебейской неблагодарности» (как нередко утверждается в исторической публицистике), следовало видеть причины крайне нерегулярного посещения генералом светских праздников и застолий. Нарушения правил этикета порой приводили его к конфузам, подобным спорам из-за размещения за столом во время «царских завтраков» (Алексеев сидел рядом с Государем на самом почетном месте — по правую руку, а по левую садился Цесаревич) или по поводу преждевременного выхода из-за стола («не дождавшись кофе»). Придворные аристократы, бдительно следившие за нормами «салонной жизни», снисходительно, но с определенной долей небрежения комментировали затем конфузы генерала. Впрочем, для самого Алексеева такие тонкости не имели существенного значения, поскольку главной своей задачей, будучи в Ставке, он считал обязательное разрешение самых разнообразных проблем военного времени ^{32}.

Но наиболее объективен был, очевидно, Богаевский, кратко и точно охарактеризовавший роль и место Наштаверха в Ставке. «Не знатное происхождение или влиятельная придворная протекция вознесли его на эту огромную высоту — второго лица после Царя: только глубокий жизненный и служебный опыт, необыкновенная трудоспособность, неподкупная честность и выдающийся талант руководства действиями больших масс войск во время войны — дали ему законное право на это.

Почти полтора года, часто изо дня в день, я видел, как работал М.А. в роли начальника штаба, а затем и Верховного Главнокомандующего. Как всегда — простой, доступный и трудолюбивый, он находил время и для личной беседы с очень большим количеством лиц, обращавшихся к нему по разным вопросам. За общим обедом в штабной столовой, в дружеском разговоре мы забывали о его высоком положении; его богатая память оживляла беседу».

О. Георгий Шавельский целый раздел своих воспоминаний посвятил характеристике Алексеева, особенностям его работы в Ставке. «Вера в Алексеева, — отмечал о. Георгий, — была огромная. Но… исход войны зависел не только от фронта, но и от тыла; не только от талантов вождей и мужества войск, но и от внешней и внутренней политики, от настроения народа и положения дел внутри страны… Генерал Алексеев нес колоссальную работу. Фактически он был и Верховным Главнокомандующим, и начальником Штаба, и генерал-квартирмейстером. Последнее не вызывалось никакой необходимостью и объяснялось только привычкой его работать за всех своих подчиненных. Кроме того, что все оперативное дело лежало на нем одном, кроме того, что он должен был вникать в дела всех других управлений при штабе и давать им окончательное направление, он должен был еще входить и в дела всех министерств, ибо каждое из них, в большей или меньшей степени, теперь было связано с армией. Прибывавшие в Ставку министры часами просиживали у генерала Алексеева за разрешением разных вопросов, прямо или косвенно касавшихся армии.