Генерал Деникин - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Черкасов-Георгиевский cтр.№ 81

Деникин, бурея гладко выбритой головой, уставившись черными пулями глаз, бил как выстрелами, и председательствующий Брусилов перебил его:

– Нельзя ли короче? Затрагивайте только вопросы, касающиеся поднятия боеспособности армии.

Антон Иванович метнул на него взгляд.

– Или дайте высказаться полностью, или ничего больше говорить не буду.

Верховный, криво усмехнувшись, попросил его продолжать.

Главком Запада генерал Деникин продолжил, чеканя обстоятельства. Все они касались отношения Временного правительства, военного министерства к армии и офицерству.

– В развале армии значительно виновно правительство. Оно своим попустительством все время позволяло прессе и агентам большевиков оскорблять корпус офицеров, выставлять их какими-то наемниками, опричниками, врагами солдат и народа. Своим несправедливым отношением правительство превращает офицеров в париев…

Его речь потом вспоминали многие, а стенографирующий ее полковник Д. Н. Тихобразов описывал:

«От волнения моя рука тряслась настолько, что я ни одной буквы больше вывести не мог, как будто сильный электрический ток, проходя по руке, заставил мои мускулы Содрогаться. У министра иностранных дел М. И. Терещенко из глаз катились слезы. А Деникин все громил и громил…»

Голос генерала звенел, как когда он отдавал приказ в штыки:

– Те, которые сваливают всю вину в развале армии на большевиков, лгут! Прежде всего виноваты те, которые углубляли революцию. Вы, господин Керенский! Большевики только черви, какие завелись в ране, нанесенной армии другими…

Керенский не мог смотреть Деникину в глаза. Он опустил голову на руки и не поднял до окончания речи. Деникин почти прокричал на взлете последних слов:

– Ведите русскую жизнь к правде и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых – не бойтесь! – стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед. Но вы – вы втоптали наши знамена в грязь.

Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними, если в вас есть совесть!

Все сидели зачарованными. Первым опомнился Керенский, он вскочил и подошел с протянутой рукой к Деникину.

– Позвольте поблагодарить за откровенно и смело высказанное вами мнение.

Они пожали друг другу руки. Потом Керенский укажет: «Генерал Деникин впервые начертал программу реванша – эту музыку будущей военной реакции».

Генерал Алексеев отметил в своем дневнике: «Если можно так выразиться, Деникин был героем дня».

* * *

18 июля 1917 года Брусилова на посту Верховного главнокомандующего сменил генерал Л. Г. Корнилов. Деникин предрек это в своей громовой речи Керенскому, что «высшие начальники, не исключая главнокомандующих, выгоняются как домашняя прислуга».

Корнилов был в когорте «революционных генералов» наряду с Алексеевым, Брусиловым, Рузским, Крымовым, на которых надеялась большая часть офицерства и «временных» правителей. Считалось, что они, обуздав переборы революции, закрепят ее лучшие достижения. И действительно, Корнилов отрицал царизм, не помышляя о его реставрации. Это он ярко продемонстрировал в марте на посту командующего Петроградским военным округом, что надолго потом запомнят многие белоэмигранты.

Генерал Корнилов вместе с Гучковым пришел арестовывать царскую семью, когда в Царское Село еще не вернулся отрекшийся император. Оба эти представителя Временного правительства были с огромными красными бантами на груди. Императрица Александра Федоровна вышла к ним в пеньюаре и, конечно, не подала руки.

Обычно порывистый Корнилов тут стал мямлить:

– Ваше императорское величество, вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… Мне очень тяжело и неприятно вам докладывать… но для вашей безопасности я принужден вас…

Он никак не мог подобрать мягкого заменителя для «арестовать». Государыня перебила его:

– Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?

Совсем смутился Корнилов.

– Так точно.

Понятно, что для торжества пришел сюда ненавидящий царскую семью Гучков. Но для чего доблестный Корнилов явился так атаковать женщину? С этим охотно справились бы и другие. Издал генерал по содержанию Романовых и инструкцию, где, например, значилось:

«4. Допускать выход отрекшегося императора и бывшей императрицы на большой балкон дворца и в часть парка, непосредственно прилегающую к дворцу, в часы по их желанию, в промежутках между 8 часами утра и 6 часами вечера».

Зачем же так «принципиально» быть тюремщиком? По инструкции караулить дворец должны были запасные полки и батальоны гарнизона – по очереди. Преданных царских конвойцев и дворцовую полицию потеснили. Чтобы еще горше стало семье, глава которой сам отдал власть «революционным генералам»? И единичные поступки людей, как трещины, вспухают на их портретном лаке…

Сами же «ревгенералы», очутившись на российском Олимпе, друг друга разлюбили. Алексеев, став Верховным, сразу же убрал с поста главкома Северного фронта своего ближайшего напарника по устранению императора генерала Рузского. Тот будет доживать в Кисловодске, где в 1918 году его зарубят чекисты в числе других заложников. Мешался Алексееву и популярнейший Корнилов. Его в главкомы петроградских войск пришлось поставить без согласия Алексеева.

Деникин же, не особо вникавший в интриги высшего генералитета, любил Корнилова. В отличие от восседавшего в штабах Алексеева Антон Иванович видел этого генерала под пулями, что было для него лучшей проверкой человека. Так сложилось, потому что Деникин и Корнилов по характерам, нравам – как близнецы. Тут сходство вплоть до того, что Деникин командовал Железной дивизией, а Корнилов, словно б копируя, сделал свою дивизию в боях Первой мировой войны Стальной.

Различались эти два полководца лишь внешне, что в нюансах разнило и их внутреннее содержание. Плотный, склонный к полноте белолицый Деникин с благородным рисунком лица, покуривающий отменные сигары, нередко выглядел барином, являлся хорошим оратором. Корнилов был приземист, худ, кривоног, но крепок, как такие жилистые люди. На узкоглазом, калмыцкого кроя, коричневатого оттенка лице жидки бородка и усы, но нервные пальцы маленьких рук аристократично длинны, голос – с резкими, повелительными интонациями, хотя говорил негладко. В его хмурой, подавшейся плечами вперед фигуре была необыкновенная сила. Корниловскую харизму мгновенно чувствовали, перед ним стушевывались и неробкие.

Был Корнилов с Деникиным един, увы, и в большой доверчивости, доходящей до наивности. Оба: прекрасные сердца, глубоко религиозные люди и неискушенные политики – плохо разбирались в людях. И поэтому столь печальна судьба их «музыки военной реакции», первые аккорды которой задал Деникин в «соло» Керенскому, а в концерт попытается превратить вскоре Корнилов своим путчем.