На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914-1918 - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Черныш cтр.№ 69

Меньше всего поэтому мы ждали сюрприза именно отсюда. Однако на ночь службы наблюдения и связи с дивизией у полковника Шинкаренко не были организованы должным образом. Ночью он сам подвергся неожиданному нападению у Базовой горы, куда собрался и, по-видимому, беспечно заночевал. В большом беспорядке дивизион вместе со своим обозом рассеялся, причем некоторые его повозки и люди наутро оказались в Ставрополе.

Не встречая никакого препятствия и ободренные этим первым успехом, большевики направились, ориентируясь, видимо по полотну железной дороги, на с. Татарку. Это вывело их в тыл левого фланга 2-го офицерского полка и частью на фланг его. Произошло здесь вполне понятное замешательство. Фланг отскочил к окраине села, а частью куда-то исчез. Мортирная батарея полковника Медведева, стоявшая за левым флангом, едва-едва успела улизнуть и не попасть в руки большевиков. Командир 2-го полка, полковник Витковский, кое-чем пытался подкрепить свой сдрейфовавший фланг, но все же дальше окраины селения, фронтом на северо-восток он не выдвигался, и было такое впечатление, что и там он еле держится, потому что, когда мы вышли из помещения штаба на улицу, стали, сначала редко, а потом чаще щелкать около нас пули, причем направление полета их было вдоль общего фронта.

Через некоторое время и с фронта 2-го офицерского полка стали поступать неблагоприятные сведения. Противник атаковал и здесь, причем смело и решительно. В некоторых местах ему сразу удалось овладеть нашими окопами, в других он залег. Видимо, неудача на левом фланге полка отразилась постепенно все дальше вправо и на его фронте, ибо все протекало как-то скоропалительно, – и роты фронта одна за другою, вопреки обычной стойкости и доблести, сдали свои позиции, попятившись где – к самой окраине селения, а где – и внутрь села. Темнота, треск выстрелов, свист и щелкание в ночной тишине пуль в разных направлениях, мелькавшие кое-где суетливо-пугливые фигуры, неизвестно – кто, чьи, – все это создавало какую-то хаотически жуткую картину, разобраться в коей, казалось, было невозможно. Вблизи нас появился откуда-то командир 2-го офицерского полка, полковник Витковский. Он доложил начальнику дивизии о положении дела. Видно было его стремление спокойно изложить трудное положение фронта. Мы из этого доклада вынесли лишь впечатление, что и командир полка не все знает и представляет верно, смягчает горечь обстановки, а главное – воздействовать на нее в благоприятном смысле не может.

Скоро дошли вести, что и пластуны на левом фланге, у железной дороги, тоже сдали под нажимом на них большевиков.

Что было делать при таких обстоятельствах? Начальник дивизии решил отвести дивизию на противоположный берег глубокой лощиною, в которой утопало село Татарка. Это, пожалуй, был лучший выход из создавшегося положения, пока было еще кое-какое управление частями фронта и пока еще все не превратилось в кашу, расхлебывать которую было бы чрезвычайно трудно. Тут же на улице недалеко от церкви Дроздовский хотел отдавать нужные распоряжения, но щелкание пуль вокруг нас так усилилось, что, по настоянию начальника штаба полковника Чайковского, мы ушли по шоссе к северозападной окраине села, чтобы нас зря не перестреляли, как куропаток. По счастливой случайности, потерь в личном составе штаба и конвоя начальника дивизии не было.

На окраине села вошли в первую попавшуюся хату, едва достучавшись, чтобы нам отворили ее перепуганные насмерть хозяева. Тут написали несколько распоряжений. Затем вышли из селения на высокий берег лощины, приостановились, ибо стало рассветать, и можно было рассмотреть, что где происходит.

По шоссе проходили части 2-го офицерского полка. Шли в порядке, но вид был потрепанный. Противника нигде не было видно. Стрельбы не слышно. Тишина. Вдруг все стали с тревогой восклицать: увидели наш бронепоезд, шедший по селу (на некотором – до одной версты – участке железная дорога проходила через село по юго-восточному склону лощины). Мы сразу поняли его почти безнадежное положение. Он должен был быть уже на разъезде Базовом, чтобы свободно, в случае нужды, уйти к Ставрополю, но вследствие каких-то недоразумений не исполнил этого до сих пор, а теперь уже было поздно: путь к Базовому был ему отрезан. Оставалась еще некоторая надежда на возможность проскочить в сторону Армавира, который, кстати сказать, с 13 октября был в наших руках. Начальник дивизии, страшно озабоченный его судьбою, лично послал двух солдат саперов предупредить бронепоезд о грозящей ему опасности. Саперы лихо и смело помчались к бронепоезду. Но, увы! Расстояние было не менее полуверсты, бронепоезд хотя и медленно шел, успел все же уйти настолько, что предупредить его об опасности и вернуть саперам не удалось. Почти на наших глазах чудный, доблестный бронепоезд геройски погиб. (К сожалению, забыл его название, помню хорошо, что он чудно был вооружен и оборудован; на одной платформе стояли крупные длинные морские орудия; командир бронепоезда и часть команды были моряки) ^[242]. При подходе к Базовому бронепоезд попал в засаду; в одну и другую сторону путь был поврежден и загроможден шпалами, и со всех сторон бронепоезд был атакован большевиками. Он открыл по ним убийственный огонь со всего имевшегося на нем оружия и, расстреляв патроны, погиб.

Спаслось чудом лишь несколько человек.

Вслед за тем, когда еще не вполне рассвело, мы перешли к небольшому домику у шоссе, шоссейной казарме, и отсюда восстановили связь с генералом Боровским, окончательно и подробно ориентировав его обо всем происшедшем. Генерал Боровский уведомил начальника 3-й дивизии, что он высылает в его распоряжение последний свой резерв – Корниловский полк – и рекомендовал употребить его с активной целью. Общее мнение у нас было – двумя свежими полками – Самурским, только что подошедшим к дивизии, и ожидающимся Корниловским, – ударить с севера в промежуток между Базовой горой и с. Татарка, предполагая, что маневр этот приведет к охвату большевиков у Татарки с фланга и даже с тыла. Одновременно на остальном фронте дивизия должна была сковать противника. Вследствие этого просили генерала Боровского направить Корниловский полк прямо на Базовую гору.

Если бы обстановка была таковой, как мы ее себе рисовали, что противник весь сгруппировался у Татарки, имея свой правый фланг северо-восточнее ее, тогда намеченному маневру нельзя было бы отказать в полной его целесообразности. К сожалению, этого не оказалось. Большевицкое командование проявило здесь большое искусство в ведении операции.

Я получил от полковника Дроздовского (поручение) провести Самурский полк к его исходному положению для атаки совместно с корниловцами и встретить затем и направить и этих последних согласно задуманному им плану.

Когда я отправился исполнять возложенное на меня поручение, самурцы уже выдвигались к северо-востоку, на уступе за левым флангом дивизии. Скоро я разыскал командира полка, полковника Шаберта, и передал ему приказание начальника дивизии. Полк был в строю побатальонно на очень широких интервалах и дистанциях. Местность по пути дивизии была изрыта небольшими, но глубокими лощинами и балками, покрытыми перелесками. Пользуясь всем этим для скрытости подхода, полковник Шаберт двинул батальоны вперед. Пройдя перелески и лощины, мы вышли на голый открытый гребень. До левого фланга 2-го офицерского полка было около версты. За гребнем перед Самурцами расстилалась очень большая открытая лощины до двух верст в ширину и приблизительно такой же длины. Ни кустика, ни бугорка – гладко как на ладони. Вправо лощина суживалась, берега ее становились круче и тут начиналось с. Татарка, большая часть которой нам отлично была видна. Влево лощина, расширяясь и поднимаясь, затеривалась среди окружающей равнины, чуть всхолмленной. А затем резко, точно искусственно, вдруг сразу вздымалась огромная, совершенно обособленная круча, высота – г. Базовая, голая с крутыми скатами и плоской столообразной и продолговатой вершиной. Гора вытягивалась и постепенно понижалась в северном, северо-западном направлении, к Ставрополю. Ближе Базовой горы и несколько правее ее виден был разъезд Базовой, в расстоянии 3–4 верст от нас. Оставив полк сзади в лощинах с лесом, мы с полковником Шабертом прошли еще дальше вперед к началу спуска в описанную выше лощину. Перед спуском в нее, прикрываясь едва заметным гребнем, лежала очень редкая цепь спешенной сотни дивизиона полковника Шинкаренко. Никого из офицеров поблизости не было. Из расспросов ближайших казаков мы выяснили, что сотня поставлена здесь для наблюдения за противником. В свою очередь, по-видимому, и противник, обнаружив цепь сотни, следил за ней из северо-восточной окраины с. Татарки и первые же попытки ее вылезти на самый гребень (топографический) встречались пулеметным огнем. Цепь после этого точно прилипла к земле; казаки лежали пластами с прижатыми плотно к земле головами. Никто из них не поднимал их кверху, чтобы посмотреть, «понаблюдать», что же делается у противника. А противник, хорошо скрытый за крайними постройками Татарки, зорко, видимо, следил за всяким происходившим у нас здесь движением, посылая пулеметные очереди даже по одиночным людям. В этом очень скоро убедились и мы с полковником Шабертом. Едва мы показались на гребне и чуть с него спустились, как были обсыпаны пулеметной очередью. Я инстинктивно шарахнулся в сторону и попятился назад. Но видя, что на полковника Шаберта это, по-видимому, не произвело никакого впечатления, я устыдился своего порыва скрыться и сильным напряжением воли взял себя в руки. «Очередь» была повторена. Пули просвистели и частью завизжали от близкого к нам рикошета. С большим трудом и усилием я удержался на месте, около Шаберта. Трудно передать то неприятнейшее ощущение, которое испытываешь под пулями пулемета, и я не удивляюсь теперь тем случаям, когда люди, попавшие под сильный пулеметный огонь, выходили, если не были ранеными, сильно психически расстроенными, до помешательства. Я здесь впервые испытал «удовольствие» побыть под огнем пулемета. А Шаберт, как стал, так и стоял, вперив взор туда, откуда по нас стрелял пулемет. Он, по-видимому, ничего не переживал. И не скажу, чтобы он рисовался передо мною своей невозмутимостью перед опасностью быть уложенным на месте или искалеченным. Этого я не заметил, а заметил, наоборот, поразительное его спокойствие. Помыслив, я не мог допустить, чтобы у такого интеллигентного, развитого человека, – это его поведение было результатом бессознательной храбрости. Наоборот, все говорило за то, что тут Шаберт, сотни раз испытывавший опасности, проявлял настоящую, сознательную храбрость. И я был от него в восхищении.