Как только мы выехали из большого леса, спускаясь в лощину
[95], в которой вправо от дороги начиналось с. Вепрово Озеро, влево мы увидели группу орудий, не похожих на наши пушки. То были трофеи болховцев.
Бравый унтер подошел к командиру корпуса и доложил о захвате 13 орудий на горе, о том, как они чуть не захватили еще одной батареи, которая все-таки успела удрать, о самом бое и проч.
Кроме этих трофейных пушек и группы болховцев при них, до самого Майдан-Гурко мы никого из частей не встретили: все было впереди, далеко. Проехав второй небольшой лес, мы свернули влево, по проселку на Майдан-Гурко. Он пролегал как раз через высоту 336. Въехав на нее, мы невольно остановились: нашим взорам предстала ужасная картина царства смерти – в неприятельских окопах валялась масса трупов, несколько поодаль, сзади лежало и полулежало в ужасных позах несколько артиллерийских запряжек, пораженных нашим огнем в тот момент, когда они, видимо, пытались взять в передки свои пушки. Все это были результаты работы наших батарей, особенно таковых 3-й дивизии.
С гребня высот у Майдан-Гурко нам открылся беспредельный обзор к югу и юго-западу. Виднелся Томашов. Но нигде никаких войск не было заметно. Не слышно было и выстрелов.
Противник, – силы его можно было определить у Майдан-Гурко до бригады пехоты – таким образом, был раздавлен навалившейся на него массою войск почти трех дивизий
[96].
Пять дней непрерывного марша в напряженном состоянии, ввиду имевшегося почти все время соприкосновения с противником, а последний день и с большим боем, сильно измотали войска. Преследования поэтому почти не было.
А конница, целых три кавалерийских дивизии, ведомая отнюдь не теми начальниками, что создают ее историю, болталась где-то сзади, без толку.
Дойдя до с. Лащовка, Руда Волошска, Пржеорск, наши дивизии остановились и там ночевали. Части 5-го корпуса вошли в Томашов. Штаб корпуса расположился в Майдан-Гурко, в сельской школе.
5. Дневка 27-го – большая ошибка
Твердый был начальник генерал Плеве, наш командующий армией, настойчивый, неумолимый. Но 26-го он почему-то сдал в своей твердости, видимо, смягченный достигнутыми успехами. По просьбе командиров корпусов, – особенно домогался командир 5-го корпуса, генерал Литвинов
[97] – на 27-е была дана армии дневка. Это была досадная ошибка. Верно, что войска сильно были измучены. Уж очень всем хотелось передохнуть. Но бывает обстановка, повелевающая выжимать из войск все, на что они только способны. Кому ж неизвестен яркий исторический пример, данный великим мастером военного дела, российских войск победоносцем, Александром Васильевичем Суворовым, когда он, спеша предупредить противника на р. Требии, шел к ней усиленными переходами, не обращая как бы внимания на чрезмерное утомление войск, растерял до 50 % состава отряда отсталыми; достиг переправ ранее противника; тотчас вступил с ним в бой; дрался день, другой, на третий – лучший из его генералов, князь Петр, как он звал генерала Багратиона, взмолился к нему, что нет уж сил, что у него в ротах осталось по 40 человек. «А у Макдональда нет и по 20! Атакуй, с чем Бог послал!» – ответил ему Суворов. И атаковали: противник был побежден. Прямо нечеловеческими усилиями. Эти усилия исторг из своих войск великий полководец по велениям обстановки. Не добейся он этого, может быть, дальнейшее течение его Итальянской кампании приняло бы совершенно иной оборот.
Положим, тут у нас вопрос о том, выжать из войск еще усилия или не нужно, не стоял так остро, но истинное понимание обстановки, как она слагалась в эти дни в районе Томашов – Рава Русска и решение, ею вызываемое, требовали проявления еще некоторых усилий, и толь ко одних усилий, без жертв.
Подробно обстановки на фронте наших 3-й и 8-й армий мы не знали. Но суть нам была известна. Сопоставляя же то, что за четыре дня нашего стремительного наступления мы (только 17-й корпус) встретили более или менее серьезного противника лишь у Томашова, а 5-й, 19-й и 25-й корпуса его почти не имели, словом, то, что с фронта 5-й армии противник исчез, – с тем, что в районе Равы Русской и к югу идут сильные бои – 27-го, сидя в школе в Майдан– Гурко и слыша в направлении Равы Русской глухой орудийный гул и тучи пыли с дымом в облаках над этим районом, – мы верно прозревали слагавшуюся обстановку: с нашего фронта австрийцы почти все там, против 3-й армии, и для содействия ей и для возможно полного эффекта поражения противостоящего неприятеля, с глубоким охватом его левого фланга, нам надлежало идти и идти вперед возможно быстрее, и отнюдь уж не останавливаясь на дневки. Сутки были упущены. Противник получил некоторую возможность избежать полной катастрофы. На 28-е мы были в районе Рудка-Брусло, 20 верст на запад от Равы Русской, а 29-го, когда противник был в полном самом поспешном отступлении, – в районе Сенявка – Радруж. Можно себе представить, какой бы разгром постиг его, если бы мы там (Сенявка – Радруж) были не 29-го, а 28-го, когда он был еще у Рава Русска – Магырув – Вишенька, как это наглядно показывает ниже приведенная схема
[98].
6. Преследование. Впустую
28-го мы выступили из-под Томашова для преследования разбитого противника. Через село Лащовка мы вышли на шоссе Томашов – Белжец. Над нашими головами летал неприятельский самолет. Впервые мы видели его. Из колонн по нему открыли ружейный огонь. И пошла такая хаотическая пальба, которую с большим трудом начальники прекратили. Облетев район Томашова, разведчик повернул назад и скрылся в южном направлении.