Дарвин - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 65

У его отца появилась новая тема для споров с Греем: Гражданская война в США. Аграрный рабовладельческий Юг и промышленный Север не могли существовать в рамках одного государства; в 1860-м избранный президентом республиканец Линкольн (республиканцы тогда были прогрессивной партией, демократы — консервативной) объявил, что все новые штаты будут свободными. На Юге испугались, что он захочет отменить рабство и в старых, Южная Каролина объявила о независимости, за ней другие; в феврале 1861-го они провозгласили Конфедерацию Штатов Америки и избрали президентом Дж. Дэвиса, который заявил, что «рабство будет вечно». Линкольн объявил южные штаты в состоянии мятежа, бои начались 12 апреля. Грей был за Север, Лайель за Юг. Для Англии победа южан была выгоднее: Юг импортировал товары, а Север стремился оградить свою промышленность от конкурентов; но многие сочувствовали борьбе за отмену рабства. Дарвин — Грею, 5 июня 1861 года: «Америка несправедлива к Англии: я не слыхал, чтобы хоть одна душа не стояла за северян. Некоторые — и я один из них — даже молят Бога, чтобы Север провозгласил крестовый поход против рабства…» Сразу за этим пассажем обсуждался хвост дятла: Бог ли позаботился, чтобы дятлу было удобно сидеть вертикально, или хвост развился в процессе специализации?

В июле Дарвины поехали на курорт Торки в Девоне, Генриетта и ее отец неожиданно выздоровели. Эмма с Генриеттой и племянницей проделала турпоездку вокруг Дартмура: единственный раз без мужа отправилась «прошвырнуться» и, как вспоминала дочь, было очень весело. Пока они ездили, глава семьи написал очередную статью об орхидеях. Вернулись домой — обнаружили много орхидей близ Дауни. Дарвин решил взяться за них всерьез. Написал ботаникам по всему миру, чтобы слали редкие экземпляры. От их разнообразия голова шла кругом. Особенно его поразила орхидея Catasetum, умеющая стрелять. Ее мужские цветки имеют выросты, закрывающие доступ к нектару; задевая за вырост, насекомое приводит в действие пружину и пыльца обрушивается на него. «Насекомое, смущенное полученным ударом… улетает и рано или поздно садится на женский цветок; на нем оно вновь принимает то положение, которое имело, когда получило удар, пыльценосный конец стрелы проникает в полость рыльца, и цветочная пыль прикрепляется к слизистой поверхности этого органа». Гукер отказался верить в такие штуки. Но были и другие штуки. Некоторые орхидеи имеют такие глубокие «горлышки» с нектаром на дне, что дотянуться до него может только насекомое с хоботком определенной длины. Пример — мадагаскарская орхидея Angraecum sesquipedale с «горлом» глубиной 32 сантиметра. Дарвин предположил, что ее должна опылять бабочка с чрезвычайно длинным хоботком. Его подняли на смех. Когда его уже не было на свете, эту бабочку нашли. Ее зовут Xanthopan morgani, и она действительно обслуживает Angraecum sesquipedale.

Орхидеи и их брачные дела убедили Дарвина: «Закон природы требует, чтобы все существа время от времени скрещивались между собою», причем желательно не с близкими родственниками. Перекрестное опыление закрепилось естественным отбором и господствует в растительном мире. Но какой степени близости следует избегать? Животноводы сообщали, что скот избегает родных братьев и сестер, но против кузенов ничего не имеет. Так и у людей. Дарвин пытался собирать данные о заболеваниях, возникающих при родственных браках, но информации почти не было. Он предположил, что табу на «кровосмешение» родилось естественным образом: животные по причине «отвращения» избегали его, люди «отвращение» унаследовали, оно «должно было повлечь предпочтение браков вне ближайшего родства и могло быть усилено тем, что потомки таких браков выживали в большем числе». И все же он написал в «Изменениях», что «выгода от скрещивания близких родственников, поскольку дело касается сохранения признаков, бесспорна и часто перевешивает зло, состоящее в некотором ослаблении организма». Мы-то знаем, почему лучше скрещиваться с дальними: возрастает разнообразие генов и потомство рождается с большей амплитудой изменчивости и приспособляемости. У него определенных идей на этот счет еще не было. С одной стороны, плохо жениться на родне, а с другой… хорошие дети-то получились, и Леонард оказался не «тупой», и Генриетта вроде выздоровела…

Орхидеи заполонили дом, в саду они мерзли, нужна оранжерея. До сих пор Дарвин, как кукушка, подкидывал их в теплицу соседа. Садовник соседа уговорил построить свою, взялся помочь, устроили печи, вентиляцию. Гукер прислал из Кью телегу с растениями — 160 видов, смотреть сбежалась вся деревня. Теперь Дарвин начинал день с получасового общения с новыми жильцами и навещал их еще пять-шесть раз в сутки. Генриетта — главный помощник по орхидеям, сыновья по бабочкам: считают, кто, сколько раз и на какой цветок садится. Мобилизовал всех. Знакомому, лорду Эйвбери: «Обращаюсь к Вам с неотложной просьбой (знаю, как Вы заняты, но не представляю, кто еще способен это проделать с должной тщательностью) — выбрать место, где растет луговой клевер, и понаблюдать за медоносными пчелами: может, Вы увидите, как одни сосут нектар сквозь венчик маленького цветочка, а другие — у основания цветка сквозь дырочку в трубке венчика… Так вот, если Вы это увидите, ради Бога, поймайте мне по нескольку штук тех и других, заспиртуйте и держите врозь».

Брошюру об орхидеях он готовил к сентябрю. Тем временем вышли немецкий, французский, датский переводы «Происхождения видов». Патриарх ботаников Декандоль объявил себя сторонником естественного отбора. С Греем обсуждались хвосты, политика и теология: «Всем сердцем надеюсь, что мы, англичане, глубоко заблуждаемся, сомневаясь в том: 1) может ли Север победить Юг, 2) имеет ли Север много друзей на Юге и 3) правы ли вы, благородные люди из Массачусетса, приписывая свои добрые чувства людям из Вашингтона… Если бы я увидел ангела, сошедшего на землю учить нас добру, и, убедившись на основании того, что и другие люди видят его, что я еще не сошел с ума, я бы поверил в предначертание… Если бы человек был создан из меди или железа и не находился бы в родстве с любым другим когда-либо жившим организмом, быть может, я бы и уверовал. Но все это пустая болтовня».

Великобритания признала Конфедерацию, та послала в Лондон представителей, 18 ноября их с борта английского судна «Трент» снял капитан военного судна северян Ч. Уилкс. Англия назвала это пиратством, заявила протест, казалось, грядет война. А в Бостоне 27 ноября северяне дали обед в честь Уилкса. Дарвин написал Грею, что у него «все внутри переворачивается», когда он думает об этом обеде: оскорбили Англию! Потом остыл. 11 декабря: «Когда Вы получите сие, мы, быть может, будем в состоянии войны, и мы, как добрые патриоты, будем обязаны ненавидеть друг друга, хотя для меня ненавидеть Вас будет очень нелегко. Как странно видеть, что две страны, точно два разъяренных глупых человека, имеют столь противоположные взгляды на одно и то же! Боюсь, нет сомнения, что мы будем воевать, если вы не освободите этих двух негодяев с Юга. И как подло будет, если мы будем сражаться на стороне рабства…» И вновь о предопределении: «Уж если что-либо предопределено, то, конечно, в первую очередь человек; его "внутреннее чувство" (хотя это плохой руководитель) говорит ему так; однако я не могу допустить, чтобы рудиментарные соски мужчин были зачем-то предопределены Господом…»

Иннес унаследовал приход в Шотландии и в начале 1862 года уехал из Дауни, поручив Дарвину дела прихода и оставив ему двух пожилых собак, о здоровье которых друг слал ему еженедельные реляции. Новый священник, Стивене, человек спокойный, с Дарвином поладил. Леонарда отправили в школу Клэпхем к Джорджу и Фрэнсису, а Рида теперь посещал десятилетний Хорас — нежный, утонченный, вылитый дядя Эразм, но с интересом к технике — в дедушку Эразма; братья с ним нянчились, Веджвуды считали, что из него толку не будет. В марте у него начались сердцебиения, капризы, отказывался ездить в школу. Холланд предположил аскаридоз (болезнь вызывают паразиты — аскариды, поражающие сердце), прописал касторку. Эмма предположила другое: сын влюбился, да не в девочку, а в гувернантку Камиллу Людвиг, служившую в доме с 1860 года. Когда Хорас говорил, что ему плохо, Камилла сидела всю ночь у его постели. А днем он забывал, что ему плохо. Мать думала, что у него приступы из-за несчастной любви. Но, может, просто хитрил.