Дарвин - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 53

«Если мы предположим, что жало пчелы существовало у отдаленного предка в качестве буравящего инструмента, какие встречаются у многочисленных форм этого отряда, что с тех пор оно модифицировалось, хотя и не усовершенствовалось… то, может быть, поймем, почему употребление жала может часто сопровождаться смертью; если способность жалить окажется полезной для всего сообщества, она будет соответствовать требованиям естественного отбора, хотя бы и причиняла смерть немногим членам сообщества». Биология подтвердила догадку о том, что жало некогда служило иным целям. Это видоизмененный яйцеклад, встречающийся у многих насекомых; около ста миллионов лет назад он стал применяться пчелами для боя, а матка так и продолжает пользоваться им при кладке яиц.

Почему бы пчелам все же не застраховаться от медведей и людей, не развить такое жало, чтобы разить нас без ущерба для себя? Естественный отбор, отвечал Дарвин, не создает совершенства, ибо его не существует; он никогда не достигает идеала — хотя бы потому, что идеал одного вступает в противоречие с идеалом другого. У нас и медведей развилось тело, которое было полезно нам, интересы пчел при этом не учитывались, потому что мед не главная еда млекопитающих (был бы главной, возможно, человек и медведь стали бы нечувствительны к укусам). Извините, пчелы, так получилось. Возможно, когда-нибудь вы обретете полностью безопасные для вас жала; возможно, в эту минуту где-то рождается мутантная пчела…

Всегда ли отбираются полезные свойства? Могут ли отобраться вредные? За исключением случаев группового отбора, «строение каждого живого существа прямо или косвенно полезно или было некогда полезно для его обладателя». Отбор «не может произвести у одного вида чего-нибудь такого, что служило бы исключительно на пользу или во вред другому виду», и «может произвести части, органы или выделения весьма полезные, даже необходимые или, наоборот, крайне вредные для другого вида, но в таких случаях они в то же время будут полезны для их обладателя»; так, ядовитые зубы гадюки и яйцеклад наездника, при помощи которого яйца откладывают в тела других насекомых, вредны жертвам, но полезны обладателям. «Допускают, что ядовитые зубы служат гремучей змее для самозащиты и убийства добычи, но некоторые авторы предполагают, что ее гремучий аппарат наносит ей вред, так как предостерегает ее жертву. Я также почти готов поверить, что кошка, готовясь прыгнуть, крутит кончиком хвоста для того, чтобы предостеречь мышь. Гораздо вероятнее, что гремучая змея пользуется своей гремушкой, кобра раскрывает свой воротник, а шумящая гадюка надувается с пронзительным шипеньем для того, чтобы напугать…»

Разделавшись с пчелами, Дарвин в конце лета 1857 года решил замахнуться на человека. Из автобиографии: «Еще в 1837 или 1838 году, как только убедился, что виды изменчивы, я не мог уклониться от заключения, что и человек подходит под тот же закон. Согласно с тем, я стал собирать факты для своего личного удовлетворения». Он написал Блиту, прося рассказать о людях Индии, но там произошло восстание, переписка оборвалась. Забросил человека и сел писать главу «Трудности и возражения». Все говорили, что глаз, этот «совершенный инструмент», не мог образоваться постепенно, путем отбора, Бог создал его сразу готовым. Ведь если допустить, что глаз поначалу был хиленький — не глаз, а фитюлька — и ничего не видел, как такая мутация могла быть полезной? Только место занимала.

Но глаз, по сути, — всего-навсего фоторецептор, то, что реагирует на свет. Родился мутант, у которого пара-тройка клеток тела оказалась светочувствительной. Он едва мог отличить день от ночи, но в царстве слепых и кривой король: чуть лучше ориентируясь (темное пятно — опасность или еда? — на то и другое реагировал быстрее), он получил преимущество. У кого-то из следующих поколений оказалось уже не два, а 22 фоторецептора, и начали они реагировать не только на свет и тьму, а на какой-нибудь цвет, потом на разные цвета, и пошло-поехало. У примитивных животных рецепторы смотрели наружу, так как образовались прямо на коже. Но когда начали формироваться позвоночные с нервной системой, получилось, что рецепторы вывернулись внутрь, а нервы легли поверх них. Это было неудобно: из-за нервов, этих натянутых веревок, маленькие рецепторчики хуже функционировали. Тогда родились мутанты с прозрачными нервами и вновь оказались на коне. Но совершенство недостижимо: прозрачные нервы не имеют миелиновой оболочки, а это снижает скорость передачи сигнала. А у другой линии, ведущей к осьминогам, процесс пошел по-другому, и глаза спрута видят куда быстрее наших. Все это теория? Нет: найден ряд моллюсков с последовательно сменяющимися стадиями развития глаза, начиная с самой примитивной… Мы все это знаем, Дарвин — догадался: «Всякий орган зрения должен быть образован из прозрачной ткани и должен заключать известного рода хрусталик, чтобы отбрасывать изображение на заднюю стенку затемненной камеры».

А электрические органы некоторых животных как могли развиться постепенно? Пока не скажу, признался Дарвин, ведь мы не знаем, для чего они. «У Gymnotus и у Torpedo они, конечно, представляют собой средства защиты, а может быть, и преследования добычи, но у ската Raja аналогичный орган в хвосте производит мало электричества, даже когда животное раздражено, так мало, что он едва ли может служить для указанных целей». На поиски объяснения ушел весь XX век. Быстро подтвердилось, что электрические органы служат для боя: так шибанет током, что только держись. Выяснили, что развились они из обычных мышц. Но не могли понять, какую пользу они приносили, пока были слабыми (одна-две мутантные клетки, как в случае с глазом). В 1958 году биолог Лисманн обнаружил, что у «слабоэлектрической» рыбы гимнарха по телу распределены электрорецепторы: они позволяют обнаруживать чужие электрические поля и ориентироваться. Потом на многих рыбах подтвердилось, что они используют электроприборы для осязания. А рыбы мормориды пользуются ими для общения: испуская сигнал, одни размещают в водяном «твиттере» информацию о том, что дают еду или появился хищник, другие читают и комментируют. У каждого вида морморид сигналы специфичны, и они отличают своих «фолловеров», но и чужие электрические языки понимают. И тут биологи заодно увидели дивергенцию в действии. В реке Ивиндо в Габоне живут разные электрические рыбы, у каждой свой набор генов и язык, но есть такие, у которых гены одинаковы, а «пишут» они уже на разных языках: это начало расхождения вида.

Еще трудность: сходство дальних родственников. Сумчатый волк похож на волка, хотя они разошлись от общего предка давно и эволюционировали независимо друг от друга. Как это получилось? Да так же, «как два человека иногда независимо друг от друга приходят к одному изобретению». Но сходство чисто функциональное: «Одна и та же цель достигается разнообразными средствами… Как различны в строении оперенное крыло птицы и перепончатое крыло летучей мыши и еще более различаются четыре крыла бабочки, два крыла мухи и снабженные надкрыльями два крыла жука».

5 сентября Дарвин отправил краткий конспект труда Эйсе Грею. Съездил в Мур-парк, написал статью об опылении, в октябре работал над главой о гибридах и затеял перестройку: гостиная с окнами на Песчаную дорожку, новые спальни и классные комнаты — обошлось в тысячу фунтов. Гукеру: «Пишу средь кирпичей и хаоса…»