Дарвин - читать онлайн книгу. Автор: Максим Чертанов cтр.№ 31

В конце февраля он вроде бы оправился, занялся рифами, читал труд Юатта о выведении пород, начал употреблять в записях термин «отбор» (picking), впоследствии замененный на selection. В апреле вновь ухудшение, пробыл три недели в Шрусбери, надеясь, что отец его вылечит, но тот не смог даже обнаружить болезнь. Летом было то хуже, то лучше, писал мало, развлекался наблюдениями за жизнью червей. В июне гостили с женой в Шрусбери и Мэре, привезли оттуда няню для Вилли, пятнадцатилетнюю Бесси Хардинг. Эмма уже носила второго ребенка. Ее муж прохворал почти всю осень, а 14 ноября ни с того ни с сего проснулся здоровым (такое с ним будет случаться регулярно).

Он понял, что его работа о происхождении видов — теоретическая спекуляция, ее нужно подтверждать фактами, придется много анатомировать, без этого не докажешь, что разные животные имеют схожее строение. С охотой он завязал, решил обходиться умершими животными, выпрашивал по соседям дохлых кошек, собак и мышей. Фоксу, январь 1841 года: «Не забудь, если твой полуафриканский кот умер, буду очень признателен за его тушку, любые голуби, домашние утки, кто вдруг умрет, присылай». В феврале «ленился и болел», 19 февраля ушел в отставку с поста секретаря Геологического общества. Наконец разделался с «Птицами» и другими томами «Зоологии», кроме «Рыб», в рыбах он почти ничего не смыслил, временно плюнул на них и сосредоточился на геологии. В зоопарке радость: привезли новую девочку — орангутана, Дженни Вторую, ходил к ней с подношениями, приводил Вилли, сравнивал, как реагируют на зеркало человечий и обезьяний детеныши: Дженни была старше, но Вилли умнее. Опять схлестнулся с Агассизом — тот утверждал, что некогда Британские острова были полностью покрыты льдом. Не верил он в этот лед.

Запись в дневнике от 2 марта: «Рассортировал заметки о теории видов». В тот же день родилась Энн Элизабет, Энни. Мать переживала то, что мы теперь называем родовой депрессией, ее муж этого слова не знал, но интуитивно сообразил, что делать, — пригласил к ней учителя музыки, чешского виртуоза Игнация Мошелеса, помогло. 14 апреля в Геологическом докладывал о «блудных» валунах и песках Бразилии. Лайель предложил прочесть курс лекций в США — с энтузиазмом засобирался ехать. (Это к вопросу о «затворничестве» и «страхе публичных выступлений».) В конце мая прибыли всей семьей в Мэр, потом Чарлз с Вилли и няней перебрался в Шрусбери (жена осталась у своих), там Чарлз внезапно слег, Роберт опять не смог определить, чем болен его сын, но признал, что с ним не все в порядке. Чарлз с грустью писал Лайелю: «Страшным ударом для меня было принять вывод "дорогу сильному" и понять, что я должен буду восхищаться научными успехами других, хотя мог бы так много сделать сам». Накрылась Америка…

Утешение — полуторагодовалый Вилли. «Он сидел у меня на коленях почти четверть часа, — докладывал Чарлз жене, — и смотрел мне в лицо и говорил всем и каждому, что я Таточка… Когда я спросил его, где мамочка, он дважды повторил твое имя так жалобно, что я едва не разревелся. Его восхищает все в новом для него месте, он дружит со всеми и сидит на руках у дедушки… Лягушка прыгнула около него, и он заорал в ужасе от этого опасного чудовища, и я долго целовал его, чтобы успокоить. Тогда он швырнул палкой в стену и крикнул "Таточка!" и спокойно ушел. Я огорчен тем, что отец, который его очень любит, считает его не очень здоровым. Я чувствовал себя страшно виноватым, когда отец сказал, что чашка сливок, которую ему давали каждое утро, вредна для него». Не исключено, что у Вилли тоже была непереносимость молока. Но Роберт Дарвин, блестящий диагност, не догадался, что чашка сливок может быть губительна и для его сына, — вероятно, потому, что в его случае было слишком много разных симптомов. Что же касается Вилли, он вырос крепким и, по словам его племянницы Гвен Равера (жены французского художника), «совершенно здоровым телом и душой и единственным [из детей Ч. Дарвина], кто был абсолютно свободен от ипохондрии».

Описав проделки сына, Чарлз просил Эмму рассказывать о дочери, «не такой уж вредной, как можно было ожидать, глядя на Вилли». Семья воссоединилась в Лондоне в конце июля. Опять рифы — нет конца работе, автор, как ни любил геологию, начал от нее уставать. Зато вечера в садике давали пищу для наблюдений: червяки ползают, пчелы жужжат… В августе Чарлз опубликовал в журнале «Хроники садовода» заметку о шмелях, которым положено, добывая нектар, забираться в цветок, — так они изваляются в пыльце и смогут опылить другое растение, — а они вместо этого просверливают в цветке дыру сбоку и пьют оттуда; хуже того, пчелы из ульев начали им подражать, причем лондонские пчелы хитрее деревенских. Такое же явление встречается у приматов: обезьяна смотрит, как другая обезьяна срывает фрукты, и подражает ей. Значит, у животных есть не только врожденные инстинкты, но и приобретенные знания. Статья завершалась словами: «Хотя эти пчелы и шмели являются недостойными членами общества, их ум не может не восхищать». В сентябре Дарвин докладывал Фоксу, что пишет ежедневно по несколько часов, сильно устает, по вечерам редко выходит, однако ему кажется, что болезнь прошла. И жаловался: «Я тупая старая собака по сравнению с тем, что было. Думаю, с возрастом люди глупеют».

3 января 1842 года он отослал в издательство «Элдер и Смит» первый том геологического труда «Строение и распределение коралловых рифов» (The structure and distribution of coral reefs). Это его первая большая научная работа — «Дневник» все-таки был беллетристикой, — и ее структуру он будет копировать в других трудах: описываются факты, потом они подытоживаются, далее ставятся вопросы, предлагается гипотеза, затем каждая группа фактов к гипотезе примеряется. Книга была обильно снабжена иллюстрациями, графиками, диаграммами, которым, по мнению Фрэнсиса, его отец «придавал чересчур большое значение». На содержании останавливаться не будем (главное о рифах уже сказано, подробности интересны только специалистам), отметим лишь один пассаж: «В старых рифах кораллы… приспособлены к месту, которое занимают, и удерживают свое место, как и другие органические существа, борясь друг с другом и природными условиями, поэтому можно сделать вывод, что их развитие будет медленным, если не сложатся особенно благоприятные обстоятельства». То была лайелевская мысль: каждый идеально приспособлен к своему месту и, если ничего вокруг не меняется, остается приспособленным. И тогда же, видимо, Чарлз поделился заветными мыслями с Лайелем, ибо тот в январе 1842 года сделал заметку: «Дарвин отрицает сотворение видов».

Эмма писала сестре, что Энни непослушна и отец «бросил ее и посвятил себя Додди». Но это было недолго: Энни стала любимым ребенком отца. И уже был зачат третий ребенок. Чарлз выздоровел, опять начал ходить по гостям и ужинать в «Атенее», но Эмма беременность переносила плохо. В феврале она ездила развеяться в Мэр, оттуда писала тетке: «У меня болит душа о нашем сыне, он очень беспокойный, рискну предсказать, что он вырастет хорошим, но все мужчины проходят такие ужасные испытания в школе и колледже, что удивительно, как из них в конце концов получаются приличные люди… Чарлзу сейчас так хорошо, что он испытывает соблазн вести образ жизни совсем здорового человека, но иногда он переутомляется и ему надо быть осторожным».

20 марта Дарвин делал записи о детях: Энни гораздо ловчее Вилли обращается с предметами (к четырнадцати месяцам будет «брать вещи совсем как взрослая»), она раньше начала улыбаться, хотя вообще ее мимика менее живая. Зато Вилли большой специалист по швырянию вещей и, когда злится, кидает в мать книжкой, а то и палкой. «Однажды Вилли стал бить Энни подсвечником, когда я остановил его, он ловко развернулся, запустил подсвечником мне в голову и стоял с решительным видом, словно готовый драться со всем миром. Он наотрез отказался поцеловать Энни, но, когда я сказал: "Додди, не надо бросать в папу подсвечник", он сказал: "Ладно, не буду". Интересно наблюдать, будут ли наши девочки так же любить швыряться предметами, если нет, я предположу, что это чисто мужское свойство». Когда Энни исполнился год, отец отметил, что она не любит кидать вещи: гипотеза подтвердилась. В опытах с зеркалом до Энни нескоро дошло, что она видит свое изображение: она уступала не только Вилли, но и Дженни.