Октавиан Август. Крестный отец Европы - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Холланд cтр.№ 73

После смерти Марцелла его шестнадцатилетняя супруга осталась бездетной вдовой, а Агриппа — первым в очереди на наследование. Октавиан очень быстро подчинился логике вещей и выдал дочь за Агриппу. Тиберий опять остался в стороне.

После всех этих событий 23 года до нашей эры произошло разоблачение заговора с целью убийства принцепса. До недавних пор среди историков было принято считать, что Дион, наш главный (но ненадежный) источник информации о заговоре, неверно относит его к 22 году до нашей эры и что заговор на самом деле предшествовал сделанным в 23 году до нашей эры изменениям в правительстве и был в некоторой степени их причиной. Современные исследования и анализ событий говорят в пользу первоначальной датировки Диона, и картина, таким образом, в корне меняется. Заговор был следствием предоставления Октавиану новых полномочий, а не причиной того, что он стал их добиваться; вопрос о преемнике тоже имел к нему отношение.

Первые настораживающие признаки проявились во время процесса над бывшим наместником Македонии Марком Примом, вторгшимся во Фракию без приказа сената. Как утверждала защита в лице Варрона Мурена, зятя Мецената, приказ исходил от принцепса. На последней стадии слушания Прим также заявил, что приказ ему передал молодой Марцелл (который, по счастью, успел уже умереть). Октавиан, не будучи вызван в качестве свидетеля, пришел на слушание и стал отрицать, что отдавал такой приказ. Мурена спросил, для чего Октавиан явился в суд. Ради общественных интересов, ответил тот.

У всех этих разбирательств и перепалок был весьма непростой и тревожный подтекст. Правду ли говорил Прим или лгал? Быть может, кто-то ввел его в заблуждение, передав ему ложный приказе целью дискредитировать Октавиана, которому в то время не полагалось вторгаться в бывшую в ведении сената провинцию, не имея на то достаточных оснований и тем более не уведомив сенат. Или же Марцелл решил пойти по стопам дяди и повести войска в битву, будучи совсем юнцом? И если так, то действовал ли он по собственной инициативе или же слушался кого-то другого? И не был ли этот «кто-то другой» Октавианом? И не думал ли Мурена, что Октавиан о чем-то умалчивает, раз он имел дерзость так настойчиво расспрашивать принцепса?

Дион дает нам еще один намек, однако выводов из него не делает. Хотя принцепс дал под присягой показания, некоторые из судей проголосовали за оправдательный приговор. Стали бы сенаторы так сильно рисковать, не будь они уверены, что Октавиан решил попридержать правду? И вслед за этим мы узнаем о раскрытии явно связанного с процессом заговора против Октавиана. Возглавляет его Фанний Цепион, республиканец, ничем более не прославившийся. Есть и другие участники, но из них назван только Мурена. Дело набирает обороты. Никого из обвиняемых сразу не арестовывают. Суд проходит в их отсутствие; ведет процесс Тиберий. Судьи признают подсудимых виновными, опять же не единогласно.

Заговорщиков, включая Варрона Мурену, приговорили к смерти за измену и казнили, как только поймали, так что в суде сторону обвинения никто даже не выслушал. Здесь словно старались замести какие-то следы; да так оно скорее всего и было. Противоречивость дошедших до нас сведений можно объяснить грубой попыткой замазать правду. Монархии всегда скрытны, особенно если притворяются республиками, и потом, мы уже видели примеры, когда Октавиан пытался утаить от общественности неблагоприятные для него сведения.

По Светонию, Меценат впал в немилость, рассказав своей жене Теренции, что ее брата, Мурену, будут судить. Благодаря ее предупреждению Мурене, вероятно, и удалось вначале ускользнуть, чем и объясняется его отсутствие на процессе, который вел Тиберий. Если Меценат и упал во мнении друга, то ненадолго. Мы вскоре узнаем, что он по-прежнему занимает положение доверенного лица и даже заявляет Октавиану: тот, мол, вознес Агриппу на неслыханную высоту, и теперь осталось женить его на Юлии — или же убить. Теренция, как известно, была в течение нескольких лет любовницей Октавиана. Сам Меценат состоял в связи с неким актером.

Быть может, Марцелла и вправду отравили. Но точно ли это сделала Ливия?

С того времени как в возрасте тридцати одного года Октавиан покинул Рим, чтобы сразиться с Марком Антонием, и до 13 года нашей эры, когда ему исполнилось пятьдесят, пятнадцать лет — или почти пятнадцать — он провел за пределами Италии. Затем все изменилось. Оставшиеся двадцать шесть лет своего принципата Октавиан, если не считать одного непродолжительного набега, оставался в Италии, то и дело рассылая во все концы империи родственников, чтобы доделывали за ним начатое. Происходили великие перемены. Например, за сорок пять лет его принципата неслыханно увеличились провинции империи — как в числе, так и в протяженности. Можно перечислить все добавленные земли (Египет, альпийские провинции Реция и Норик, балканские — Паннония и Мёзия, ближневосточные — Галатия и Иудея и др.), но о том, как достигнуты столь удивительные результаты, остается только догадываться. Точно так же недостаток сведений ограничивает наши представления об общественной карьере и частной жизни принцепса.

Порой в течение целого года ни о каких важных событиях в жизни Октавиана не упоминается, и потому нет возможности выстроить связное повествование. К счастью, в этом тумане есть кое-какие маяки, и они могут привести нас к надежным умозаключениям. Нужно только помнить, что разрушительное действие времени и обстоятельств — не единственная причина недостаточности материала. Утаивание истины правителями тоже играет важную роль, равно как и дезинформация, порой насаждаемая намеренно с целью запутать и обмануть тех, кто не принадлежит к самым верхним кругам власти.

Что касается выдающихся военных достижений этого периода, то скудные источники часто представляют дело так, словно все это дело рук самого принцепса, его зятя Агриппы и пасынков Тиберия и Друза. Через сито цензуры просочились несколько имен и других полководцев; было явно задумано отдать львиную долю славы членам императорской семьи, а оставшиеся крупицы — нескольким любимцам двора. Последний триумф полководца, не принадлежавшего к семье принцепса, прошел в 19 году до нашей эры. Даже Агриппа мудро отклонял предложения провести триумф, поскольку уже тогда понял: принцепс отводит ему роль второстепенную и слегка унизительную — роль потенциального регента при собственных сыновьях, да и то единственно потому, что они были внуками самого Октавиана и в их жилах текла кровь Цезаря, пусть и разбавленная.

Брак с молодой, способной к деторождению Юлией, заключенный в 21 году до нашей эры, как раз имел целью принести Октавиану внуков. То, что не удалось Марцеллу, выполнил Агриппа — целых три раза, да еще добавил для ровного счета двух дочерей. В лихорадочной династической гонке, целью которой было обеспечить после смерти Октавиана верховенство его генов, чувства Юлии никакого значения не имели. Не имели значения и чувства оскорбленной Марцеллы, дочери Октавии; с Марцеллой Агриппе пришлось развестись, чтобы жениться на ее двоюродной сестре. Говорят, Октавия одобрила эту затею — вот отличный пример дезинформации. Какая мать пожелает, чтобы муж вышвырнул ее дочь, словно собачонку; тем более если этот муж в случае смерти принцепса займет, по всей вероятности, его место.