Октавиан Август. Крестный отец Европы - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Холланд cтр.№ 44

События при Филиппах принято считать поворотным пунктом еще и потому, что письменные источники после них становятся значительно скуднее. Современные историки обычно сразу переходят к битве при Акции в 31 году до нашей эры, когда потерпели окончательное поражение Антоний и Клеопатра.

Пресловутая «римская революция» если и была вообще — в виде восстания рядовых граждан против правительства, — то это, несомненно, произошло, когда земледельцы и городское население в 41 году до нашей эры поднялись одновременно во многих частях Италии, стремясь не допустить захвата их наделов и домов бывшими легионерами. Они боролись с властью триумвирата отчасти во имя республики, в восстановлении которой видели наиболее верное средство удержаться на своей земле.

Восстание провалилось, а у истории нет времени для побежденных.

Применив грубую силу, отслужившие легионеры в конце концов захватили имущество, обещанное им триумвирами. Часто им приходилось перешагивать через трупы бывших владельцев, людей, ничем не заслуживших, чтобы их подвергли столь беспощадному грабежу и низвели до положения бездомных и нищих. Происходил широкомасштабный передел собственности, причем представители низших слоев получали дома и поля не только людей более высокого положения, но иногда и людей такого же, как они сами, сословия. То не была пролетарская революция в марксистском понимании. Солдаты-пролетарии лишь получали от Октавиана и Антония плату по контракту — за военные действия против оптиматов.

Антоний, бесспорный победитель битвы при Филиппах, выбрал более подходившую для него задачу — навести порядок в пребывающих в страхе и разорении восточных землях империи. Он не стал возвращаться с Октавианом в Италию, а сразу поспешил на восток, надеясь собрать деньги для выплаты ветеранам наградных, помимо обещанных земель. Антоний взял с собой восемь легионов, два из которых позаимствовал у своего младшего коллеги, а остальным легионерам предстояло вернуться на родину. Число их сильно увеличилось благодаря сдавшимся солдатам противника. Антоний понимал, что Октавиану с таким количеством людей придется весьма нелегко — у него теперь насчитывалось до ста семидесяти тысяч солдат, гораздо больше, чем нужно. Кормить их и одевать во время зимнего перехода через македонские горные районы, а потом переправлять через Адриатику — та еще головная боль для полководца.

Октавиан, как говорят, добровольно взял на себя эту задачу. Хотя подобную версию, вероятно, придумали позже, с целью подчеркнуть его заботу о ветеранах и замазать неприглядную правду: в то время он пользовался куда меньшим авторитетом, чем Антоний.

Если же Октавиан и вправду охотно взялся за подобный труд, это говорит о его удивительной политической зрелости. Дважды его решение чуть не стоило ему жизни: полководцу пришлось столкнуться с разъяренными солдатами — и своими, и Антония. Зато успешно выполнив задачу, Октавиан приобрел такой большой политический капитал, какого не было ни у его предшественников, ни у соперников.

Прежде чем разделиться и двинуться каждый своим путем, оба триумвира произвели новый раздел провинций, дабы привести его в соответствие с новым, более высоким статусом Антония и прибавить земель Октавиану — за счет Лепида. Помимо восточной части страны Антоний получил всю Галлию по другую сторону Альп, но согласился, что северная Цизальпинская Галлия отныне перестанет считаться провинцией и будет частью римской Италии и управляться из столицы, как изначально планировал Юлий Цезарь. Октавиан забрал у Лепида Испанию; Лепида подозревали в предательских переговорах с Секстом Помпеем. Судьбу Лепида предстояло решить младшему полководцу. Если окажется, что Лепид невиновен — получит мятежную провинцию Африку.

По пути в Рим здоровье Октавиана продолжало ухудшаться. До Рима дошли слухи, что он умер в горах Македонии. Октавиан двигался вперед, хоть и с частыми остановками, затем перенес трудное плавание через Адриатику до Брундизия. Здесь он ненадолго задержался, чтобы набраться сил. Следовало дать знать о себе сенату: многие сенаторы разрывались между ликованием и скорбью — в зависимости оттого, верили они в его смерть или выздоровление. Октавиан писал, что возвращается в добром расположении духа и будет вести себя, как и его приемный отец. Это было правдой, во всяком случае, на тот момент. Ведь при поддержке сената провести переселение будет проще.

Октавиан заставил сенаторов, большинство из которых ранее сочувствовали побежденным, праздновать события у Филипп как большую победу Рима; не такое уж суровое наказание для тех, кто только и мечтал, чтобы убийцы Юлия Цезаря расправились с его наследником.

Явившись в Рим ранней весной 41 года до нашей эры, Октавиан имел при себе экземпляр договора с Антонием — подписанный и с печатями. Он показал его двум новым консулам — Сульпицию Изаурику и брату Антония Луцию, а также Лепиду — чтобы заручиться их содействием. Помощь их была незначительной и недолгой. Изаурик, разумеется, злился на Октавиана за то, что тот отверг его дочь Сервилию. Патрицию Лепиду наверняка было противно оправдываться перед молодым выскочкой и стараться вернуть его расположение. Октавиан решил поверить Лепиду, и, таким образом, тот остался в числе триумвиров.

Луций сначала помогал Октавиану вместе со своей невесткой Фульвией. Оба, по-видимому, надеялись, что благодаря недавнему браку Октавиана с Клодией они, как ближайшие члены семьи, разделят с ним власть. Они сильно недооценили характер и решимость молодого человека. Октавиан уже оправился от болезни и не собирался ни с кем делиться властью — разве что по необходимости — и уж точно не с тещей, которая к тому же позволяла себе кричать на зятя. Вскоре и Фульвия, и Луций начали активно ему препятствовать с помощью агента Антония — Мания. Пока они держались в рамках закона, Октавиан ничего поделать не мог, не рискуя окончательно рассориться с Антонием. Однако они стали действовать очень грубо и откровенно, и Октавиан заподозрил, что за их сопротивлением стоит сам Антоний.

Возможно, он был и прав — во всяком случае, Антоний наверняка проинструктировал их, пока он сам в отъезде, защищать его интересы. Ведь он не мог не понимать, что идет на определенный риск, оставляя Октавиану значительно большее, чем у него самого, войско; наверное, тут сыграло роль мнение Антония о полководческих способностях Октавиана — то есть об их отсутствии. Давал ли Антоний Фульвии и Луцию дальнейшие распоряжения о том, как поступать в конкретных обстоятельствах, — сказать трудно, учитывая возможности тогдашней связи; однако и исключить такое предположение нельзя. Оба, разумеется, утверждали, что действуют в интересах Антония, хотя некоторые из его старших легатов, командовавших галльскими легионами, выказывали по этому поводу серьезные сомнения.

Многие современные защитники Антония, такие как Сайм, считают, что нарушить торжественно заключенный договор было не в его характере и принципах; Сайм винит во всем Фульвию. «Она желает одержать верх — если не уничтожить, то хотя бы дискредитировать этого строптивого вождя цезарианцев, — пишет он, — и добыть власть для своего отсутствующего и ничего не подозревающего супруга, власть, которая его едва ли интересует».

При тщательном анализе становится ясно: доказательств участия Антония в интриге нет, как нет и доказательств противоположного, однако его желание избавиться от опасного соперника сомнений не вызывает. В прошлом Октавиан не раз мешал его возвышению и мог помешать снова. Вероятно, Антоний надеялся, что бывший враг потерпит полное поражение с расселением легионеров и окончательно утратит авторитет.