В Питер вернутся не все - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 19

Наша семья всегда, при всех режимах и любых правителях, была суперобеспеченной. Когда социализм при Горбачеве находился при последнем издыхании и простые люди по четыре часа стояли в очередях за яйцами и подсолнечным маслом, у нас в холодильнике (я для примера говорю) стояла килограммовая банка черной икры. И я обязан был по утрам съедать бутербродик – как витамин, профилактику от всех болезней. Папаша мой тогда, в перестройку, как еще раньше, при твердолобых коммунистах, занимал высокий пост. А когда социализм совсем кончился, отец с успехом сменял влияние и связи, приобретенные в партии, на столь же высокое место в бизнесе. И с тех пор ниже, чем должность председателя совета директоров компании (в подчинении – пять тыщ работающих), он не опускался. Государственную дачу и квартиру на Фрунзенской, которыми он владел при совке, папаня с успехом преобразовал в итоге в целую кучу недвижимости и собственности. Во-первых, в трехэтажный особняк с участком в гектар в «запретке» Пироговского водохранилища, а вдобавок в четыре многокомнатных квартиры – в Москве, Праге, Лондоне и Майами, ну и в валютные счета, а также, разумеется, в золотишко в банковском сейфе на черный день.

Об отце моем ни разу в жизни не написали газеты. Боец невидимого бизнес-фронта, он никогда никуда стремительно не взлетал, зато и не падал больно. Не спеша, потихоньку, но уверенной поступью шел и шел в гору.

Это ведь только нувориши («нью-воришки», как называл их отец) могут сначала выпрыгнуть из грязи в князи, а потом из-за кризиса или несчастливых обстоятельств рухнуть вниз. А затем, обдирая в кровь пальцы и ломая ногти, снова карабкаться по отвесной стене, спихивая в пропасть и врагов, и друзей, и даже родных...

Дорога нашей семьи, неуклонно ведущая в гору, преодолевалась не с помощью альпенштоков или крючьев. Отец катил по ней, словно в швейцарских Альпах – на «Мерседесе» по идеальным трассам с разметкой и ровнейшим покрытием, все выше и выше.

Притом (как я сейчас хорошо понимаю, это удивительно для деловых людей!) отец трепетно относился к матери (как и она к нему), и оба они, вместе взятые, дьявольски любили меня, их единственного сыночка. Я мог бы (если говорить о материальной составляющей) учиться в любой заграничной частной школе. Поступить в самый престижный университет, от Итона до Сорбонны. Но мои родители не хотели отпускать меня от себя. И сами не собирались переезжать за кордон. И друг с другом расставаться тоже не желали.

Поэтому учиться мне пришлось, хоть и в самых лучших школах, в самом престижном вузе, – но в Москве. Ко мне на дом ездили преподаватели – звезды первой величины, и уже с пятнадцати лет я свободно болтал, как на родном, на английском, французском и испанском. Благодаря репетиторам, частной школе и дрессировке я на отлично сдал все экзамены в «вышку» [4] и даже, к особой гордости отца, был зачислен на бесплатное отделение (хотя ему, конечно, никакого труда не составило бы платить за мое образование любые деньги). Преисполненный радости и гордости, отец подарил мне на поступление квартиру в режимном доме на Новом Арбате и «Мазду RX-7». И хоть родители с младых ногтей и приучали меня ни в коем случае не кичиться своим происхождением и богатством, на первых курсах я не мог удержаться. Ох, много друзей и девчонок с ревом и свистом были прокатаны по столице на моей «маздочке»! И многие тусовки зависали в свежеотремонтированной в стиле хай-тек квартирке с видом на Центр с тринадцатого этажа!

Пожалуй – понимаю я сейчас – решение родителей оставить меня учиться в Москве стало роковой ошибкой. Хотя... Я могу, конечно, пенять или на них, или на несчастливые обстоятельства, или на тепличное воспитание, но... Как говорится, свинья всегда грязь найдет. Не уверен, что то же самое не случилось бы со мной где-нибудь в Кембридже. Но, может, там я и подсел бы менее плотно (на Западе все товары качественные, наркотики не исключение), и от родителей смог бы таиться успешнее... Эх, если б да кабы... Не знаю, как могло бы случиться это со мною в Англии или Штатах, а в нашей родной новой Византии вышло, что завяз я капитально. Неохота рассказывать. Тяжело.

А начиналось все стандартно, радужно. «Начало было так далеко, так робок первый интерес...» – как писал Пастернак. Раньше я много стихов наизусть знал, я их перед чиксами, наряду с «маздочкой» и ресторанами, разбрасывал... А инициирован я был на студенческой вечеринке (даже не у меня дома). Среди приятелей, таких же, как я, мажоров, а также доступных девиц с окраин, желающих через наши постели подобраться ближе к центру.

«Травка» пошла на десерт. И вот мои первые робкие затяжки. И вдруг – сразу мне открылась радость. Мир словно распахнулся, расступился. Краски стали ярче, запахи – больше, вкуснее и аппетитнее. Секс (немедленно последовавший за косячком) оказался куда более жгучим и неутомимым, чем повседневно. Партнерша в постели показалась очаровательней и раскованней, чем все, кто был со мной раньше...

Короче, зацепило меня с первого же раза. Доктора потом говорили: такое случается чуть не с каждым третьим. И назавтра я уже хотел. Хотел повторить. Потому что жизнь вокруг стала казаться мне серой, унылой и блеклой. Бессмысленной... Ни о какой грядущей опасности я даже не задумывался. Какая там опасность! Травку все покуривают. И будущие президенты, и олимпийские чемпионы, и компьютерные магнаты. Поэтому на следующий день я уже не спонтанно курнул, а специально, целенаправленно раздобыл косяк, не забыв и о своей тогдашней девушке, – в столице, если деньги имеются, найти наркотики легче легкого. И снова все повторилось, даже сильнее вчерашнего: яркие краски, раздвинувшиеся границы, ослепительный секс...

Дальше рассказывать совсем уж противно, потому что пыльно, пошло, неинтересно. Большинство заранее уже примерно представляют мой дальнейший путь (кто-то читал агитационные брошюрки, другие идиоты, как я, познали на собственном опыте). Другое дело, что я дорогу в никуда прошагал стремительней, чем многие иные. Путь от первой затяжки канабисом до тяжелой героиновой зависимости я преодолел всего-то за год. Доктора потом объясняли сие особенной психофизиологической организацией моего организма. И я тогда еще, помнится, со жгучей обидой подумал: вот гады родители, предоставили мне все, и комфорт, и образование, и собственную любовь – не дали только простенькой вещицы: иммунитета к наркоте...

Разумеется, от матери с отцом я скрывал свое несчастное увлечение дольше, чем от кого бы то ни было. Но... Когда мне пришлось продать (за четверть цены) свою «эр-икс-семь», чтобы откупиться от ментов и чувака, которого я под кайфом сшиб на пешеходном переходе (слава богу, парень отделался лишь двумя открытыми переломами конечностей)... Когда папаша без предупреждения однажды заявился в мою квартиру и обнаружил шестерых спящих вповалку людей разного пола, а в жилье витал запах ханки и всюду были разбросаны шприцы...

Короче, родители немедленно приняли меры – денег и воли им хватало. Они тут же оформили мне в вузе академ и отправили на Мальту: сначала лечиться в заведении тюремного типа, а потом жить и работать в коммуне, где царили не менее драконовские порядки. Чистый концлагерь. Я никогда не забуду тамошние пытки: они заставляли переживать абстиненцию (проще говоря, ломку) «всухую», без вспомогательных препаратов. Просто привязывали к кровати за руки за ноги – а боль во всем теле была такая, что однажды я нечеловеческими усилиями отвязался и попытался разбить собственную башку о бетонную стену, однако тут набежали качки-санитары... Но я, типа, все испытания выдержал и за год очистился. На Мальту ко мне приезжали счастливые предки, млели, слушая обо мне благостные отзывы моих держиморд-воспитателей, и те разрешили забрать меня назад, в Москву.