Свободу мозгу! Что сковывает наш мозг и как вырвать его из тисков, в которых он оказался - читать онлайн книгу. Автор: Идрисс Аберкан cтр.№ 60

XXI столетие будет веком ноосферы. Тогда в результате благоприятного стечения обстоятельств у человека начнется эволюция мыслей и идей в их единстве простоты и сложности. Человечество изобрело технологии, которые изменили отношение к собственной кинесфере, и продолжает это делать, поскольку эта сфера все еще ограниченна, если не примитивна. Мы до сих пор неспособны путешествовать от одной планеты к другой, от одной галактики к другой. Параллельно мы начинаем применять на практике технологии, которые изменят наши отношения с ноосферой и заставят завтра увидеть все несовершенство и тривиальность сегодняшних достижений. Если термином «ноосфера» мы обязаны Пьеру Тейяру де Шардену, то у самой концепции было много предшественников: эту идею можно встретить у платоников и неоплатоников (Плотин, Ибн Араби), у Лейбница и Николы Теслы, который сделал нижеследующее знаменитое предсказание в 1926 году:

«Когда радио получит широкое распространение, вся земля превратится в огромный мозг, чем она, собственно говоря, и является, и любое событие, любая вещь будут всего лишь частицами всеобъемлющего ритма. Мы обретем способность общаться друг с другом моментально, не принимая в расчет расстояния между нами. И не только посредством этой связи, но и через телевидение и телефонию мы сможем видеть и слышать друг друга так же хорошо, как если бы мы находились друг напротив друга, хотя нас разделяют тысячи километров. Аппараты, которые сделают доступным все это, будут невероятно простыми и похожими на наши сегодняшние телефоны, так что человек сможет носить их в кармане своего пиджака» ^[268].

Если инфраструктура кинесферы произвела огромные изменения в цивилизациях, в их отношениях с другими культурами, с самими собой, в отношениях ко времени, пространству и природе, то все это с полным основанием можно отнести и к инфраструктуре ноосферы. Чтобы пути интеллектуальной коммуникации стали широкими королевскими путями, а не Дамской дорогой ^[269], следует подчинить их развитие мудрости Витрувия. Именно в этой сфере нейродизайн, расположенный на пересечении науки и прикладного искусства, окажет нам неоценимую услугу

Адепт нейровдохновения должен постоянно держать в уме несколько вопросов: где границы моего познания? Какой объем знаний я могу постичь за один раз, а какой по частям? Какая последовательность наиболее эффективна? Под каким углом зрения мои мысли оказываются тяжкими и вызывающими переживания? И как следствие: в связи с чем они будут особенно неприятны собеседнику? Какие предложения были бы особенно нелюбезны моему эго, принимая во внимание все его особенности? Почему моему мышлению свойственна косность, почему оно не способно на новый поворот? Проявится ли это в других обстоятельствах или мне в принципе не дано об этом судить ^[270]? Если эпоха Возрождения все свое внимание и интерес перенесла на анатомию человеческого тела, которое она старалась изобразить как можно точнее, то нейрознания, к которым мы только начинаем прикасаться, должны повернуться в сторону анатомии психики. Это тоже далеко не новость, потому что очень многие люди на протяжении столетий проявляли глубокий интерес к форме человеческого духа.

Суфисты и буддисты посвящали этому вопросу целые трактаты и разработали замечательный инструмент — метрологию, то есть науку о количественных или, скорее, оценивающих измерениях.

К изучению формы тел нас подтолкнуло Возрождение, а изучение типов сознания будет иметь решающее значение в период нейровозрождения. Эта тема заинтересует искусство и науку, отметим только, что в некоторых литературных произведениях мы уже встречали тему нейроэргономичности форм.

Например, Патрик Модиано ссылается в своих романах на старинную мнемотехнику «метод мест», который сегодня подробно изучает нейронаука. А понимание и переживание субъективности, ассоциативной и эпизодической памяти у Пруста навели писателя Иохана Лехрера на мысль, что «Пруст был специалистом по нейронауке» ^[271]. Нейропсихология, несомненно, окажет большое влияние на творчество, об этом уже сейчас свидетельствуют кинофильмы, оп-арт (оптическое искусство) и даже информатика. Нам очень мало известно о возможностях, ритме и пропорциях нашего сознания, мы не заложили пока даже основ нейрометрики, но развивать ее нужно с умом.

Как и мышцы, наш мозг иссыхает в страданиях, но расцветает в работе. Еще древние греки идеализировали тело, а мы можем оздоровить нервную систему с помощью некоторых упражнений. «В здоровом теле здоровый дух» — этот идеал проявляется в свободе воли ^[272].

Природа взяла на себя ответственность за проверку мозга на прочность, и уже очень давно. Она подвергает мозг испытаниям, которые определяют его форму, она сурова с ним так же, как и с телом. Наши африканские предки охотятся, часами сидя в засаде, а это даже труднее, чем марафонский бег. В результате произошел отбор по склонности к потоотделению. Природа всегда испытывала нас на прочность, в том числе ограничивая рацион питания ^[273] и регулируя социальное взаимодействие, ритмы сна и бодрствования, восприятие, концепции пространства и времени, чисел и геометрии.

Раз существует культура тела, то должна быть и психическая культура, которая ставит перед собой всего одну цель: благополучие и счастье ощущать себя свободным. Подлинная физическая культура не считает тело простой грудой мышц, а делает его совершенным и освобожденным. Например, любой пожарный обо всем этом имеет очень четкое представление. Он понимает, что если не сможет взобраться на руках по фасаду здания, то не сможет потушить пожар, то есть выполнить свою миссию. Он недостаточно раскован, чтобы действовать эффективно.