Я, что называется, запал и теперь думал лишь о том, как познакомиться с красавицей Хелен. Заметив как-то вечером мой встопорщенный вид, внимательный Гельмут сразу все понял.
Он по секрету сообщил мне, что Хелен — птичка высокого полета. Ее как будто бы взял под свою опеку сам Герман Геринг, правда, злые языки поговаривали, что ничего у него не вышло в плане интимных отношений. Помешал радикулит, но умница Хелен мастерски вышла из весьма пикантного положения.
Она так искренне озаботилась состоянием поясницы рейхсмаршала, что он, кажется, кроме оздоровительного массажа, не желал больше никакой иной близости. Руки Хелен были волшебными.
Девушка легко доказала ему, что посредством простейших похлопываний расслабленными ладонями по бедрам и ягодицам можно прогнать любой, даже самый застарелый радикулит. Якобы рецепт ее прабабки.
4
Не знаю, как насчет Геринга, но майор люфтваффе Рупперт Гофман, его личный адъютант, сухой и лобастый, как старинная трость с набалдашником, похоже, всерьез взял красавицу Хелен под свою плотную опеку. Я убедился в том, что намерения Гофмана очень серьезны, сразу же в тот вечер, когда впервые увидел ее.
Гофман не отходил от Хелен, демонстрируя чудеса внимательности и обходительности. Она, как мне показалось, относилась к его ухаживаниям весьма благосклонно.
Вдруг во мне все закипело. Нет, дружище Рупперт, ты меня не знаешь!
Чуткий Гельмут ловил мое настроение не хуже, чем суперсовременный английский радар ловил в то время вражеские самолеты в небе. Без каких-либо наводящих вопросов ушлый садовник, навыки которого, похоже, выходили далеко за пределы стрижки газонов и обрезания ветвей кустарников и деревьев, охотно поведал мне, что Гофман является не просто порученцем Геринга, а порученцем по особым вопросам. Его побаиваются не только на заводе, но, кажется, во всех структурах военно-воздушных сил.
Влиятельный Гофман вроде бы как давно обхаживает Хелен, якобы именно он заметил ее в баварском клубе планеристов и предложил сделать карьеру в люфтваффе. Что касается амурных дел, похоже, сердце Королевы все-таки остается незанятым, она не разменивается на случайные интрижки, глубоко предана летному делу и отдает почти все свое время лишь одному любовнику — дорогому «мессершмитту», поскольку всерьез и без всяких шуток желает стать настоящим летчиком-истребителем.
Откуда мне было знать, что Хелен хочет стать не просто летчиком-истребителем, а летчиком — испытателем истребителей. О таком в тот момент я даже подумать не мог. Кажется, другая Королева, Ее Величество Судьба, вела нас к знакомству и сближению.
Все перевернула рождественская ночь в канун Нового, сорок первого года. Для нас, советских людей, было непривычно, но немцы отмечали Рождество.
Все проходило празднично и весело. Никаких чопорных лиц и лицемерных светских разговоров я не заметил, хотя вроде бы старательно искал, надо же было обнаружить хоть какой-нибудь изъян в быте другой страны, тем более демонстративно исповедующей иную идеологию. Все веселились от души, кто как мог и как умел.
Хелен давно стала завсегдатаем наших вечеров. Тот праздничный вечер также не стал исключением. Гофман, как истинный кавалер, следовал за ней по пятам. Шампанское лилось рекой, а общие танцы продолжались до упада.
5
Когда все наконец заметно подустали, я решил слегка разнообразить концертную программу. Немцам все-таки не хватает широты, они — рабы шаблона.
Подражая интонациям Федора Шаляпина, под шикарный аккомпанемент моей тихони Урсулы Шиммель я спел песню «Очи черные». У Хелен, кажется, чуть шире открылись ее бездонные серые глаза.
Тогда я закружил Королеву в легком вальсе. Коралловые губы замечательной девушки завлекательно приоткрылись.
Я усилил напор. Когда моя пробка, выстрелив из бутылки с пенящимся шампанским, попала точно в бокал, положенный на стол набок в качестве мишени, красавица люфтваффе так раскраснелась, словно ее всю с ног до головы покрыли поцелуи любимого мужчины.
Однако то было лишь начало! Немцы меня еще не знали, хотя Хелен, возможно, догадывалась, поскольку у нее, как я узнал совсем недавно от милого садовника Гельмута, прабабка была с русскими корнями.
Что там Золушка, что там Белоснежка и все гномы, вместе взятые! Я с выражением продекламировал милую сказку в стихах о бельчонке в колесе.
Мотал бельчонок колесо и жизнь ругал, но девочка его спасла. Она была дочерью хозяйки и вынуть его из колеса, конечно, не смела. Она, милое золотое сердечко, сделала другое — девочка его полюбила, и бельчонок сделал невозможное, он, вдохновленный любовью, так разогнал свое проклятое колесо, что оно вдруг сломалось, и он вырвался на свободу!
Когда я, скромно застыв у рояля, умолк, в огромном светлом зале на мгновение воцарилась тишина. Когда же наконец разразились бурные аплодисменты, я увидел лицо Королевы и понял, что она отныне — моя. В ее глазах зажглось то самое жаркое чувство, которое, похоже, удивительным образом спасло несчастного бельчонка.
6
Вместе с тем я не просчитал все последствия своего поступка. В глазах бродяги Гофмана зажглось несколько иное пламя. Он, кажется, решил из рогатки прикончить бельчонка, так дерзко вырвавшегося на волю.
Вечер шумно продолжили в пивной. После моря шампанского, которое, кстати, бывает очень коварным, остались лишь самые стойкие пилоты, а также девчонки Магда, Урсула, еще кто-то и, конечно, наша несравненная — красавица Королева Хелен.
Шампанское, кажется, на нее не действовало. Королева могла пить его по-королевски — ведрами!
В этот момент Гофман притащил двадцатилитровую канистру превосходнейшего пива, и у меня екнуло сердце. Крутой помощник Геринга что-то задумал. Предчувствие, которое не раз спасало меня в воздухе, не подвело и на земле.
Мы резались в бильярд как ненормальные. Пиво лилось рекой, Гофман заставлял пить даже тех, кто не желал, а сам, похоже, почти не пил.
Я выигрывал постоянно, потому что на втором месте после самолета у меня по жизни был бильярд. Брат отца, мой незабвенный дядя Слава, с детства обучил меня некоторым тонкостям упомянутой многоплановой и увлекательнейшей игры.
Гофман, конечно, ничего не знал о дяде Славе и думал, что мне просто везет. Он упорно подливал мне пиво, а я в ответ забивал шары. Хелен восторженно хлопала в ладоши, радуясь моим победам, а Гофман хлопал ушами и скрипел зубами, позеленев от досады. Его впечатляющий орлиный нос, отяжелев, стал похож на поблескивающую жиром аппетитно поджаренную баварскую колбаску. Эх, Гофман, Гофман, угомонись!
Однако вместо того, чтобы угомониться, Гофман затеял хождение по столам на руках, но и здесь его ждало крупное разочарование. Спасибо моему инструктору в летном училище, который не ограничивался официально утвержденной учебной программой и славился нестандартным подходом.