Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Хаапе cтр.№ 115

В 15 часов поезд наконец тронулся с места, и в 20:00 мы прибыли в Вязьму. На ужин мы получили солдатский хлеб, консервированную колбасу в металлических банках и по кружке «негритянского пота». На следующее утро к нашему поезду прицепили еще несколько вагонов с отпускниками, и окутанный паром паровоз потащил наш состав в сторону Смоленска.

Всю дорогу поезд ехал со скоростью не более чем двадцать пять – тридцать километров в час, поэтому состав не сошел с рельс, когда в 10 часов вечера мы наскочили на мину. Серьезные повреждения получил только первый товарный вагон, нагруженный щебнем, который сошел с рельс. Отпускники высыпали из поезда, облепили поврежденный вагон и по команде столкнули его вниз с насыпи.

Тем временем другие начали ремонтировать поврежденный взрывом участок пути. Через несколько часов новые рельсы были уложены, и мы медленно поехали дальше к Смоленску.

Неожиданно из близлежащего леса, подходившего в этом месте совсем близко к железнодорожному полотну, по нашему поезду открыли интенсивный огонь. Многие из уцелевших стекол были разбиты вдребезги, дернувшись, поезд остановился. Большинство солдат выпрыгнули из поезда, бросились на землю под вагонами и открыли ответный огонь, другие стреляли из окон. Очевидно, огневая мощь наших шестисот карабинов и автоматов оказалась несопоставимой с той, которую нам могли противопоставить партизаны, выстрелы смолкли, и они вскоре исчезли в лесу.

Но одному из наших товарищей не повезло: с отпускным удостоверением в кармане он был убит. Из его документов мы узнали, что у него была жена и четверо детей, которые ждали его в Германии. Мы оставили его тело на обледеневшей платформе железнодорожного вокзала в Смоленске.

Участок пути между Смоленском и Оршей был спокойным, и поезд быстро набрал приличную скорость. Но только перед самой Оршей мы наконец заметили, что фронт действительно остался далеко позади и что впереди нас ждет отпуск. Комендант поезда отдал приказ, звучавший для нас, фронтовиков, довольно странно: «Разрядить все карабины и автоматы! Все магазины освободить от патронов!»

Раздался звон сотен патронов, когда они посыпались из нашего оружия. Мы тщательно уложили их в патронные коробки, и внезапно нам показалось, что война осталась где-то далеко позади нас. С этого момента всякая стрельба была строжайше запрещена!

В Орше рядом с вокзалом в новеньком бараке нас ожидали длинные ряды столов, покрытых белоснежными скатертями. На столах горели разноцветные свечи, в помещении было тепло, и военный духовой оркестр негромко, разумеется насколько это было возможно для военного оркестра, наигрывал мелодии старых немецких народных песен. Сестры милосердия из организации Красного Креста в своей белоснежной форме приветливо встретили нас и предложили занять места за столами. Некоторые из фронтовиков поначалу не решались даже войти сюда, так как за долгие месяцы войны успели забыть, как вести себя в таких культурных условиях. Сначала солдаты аккуратно сложили у стен барака свои пожитки и оружие, затем сняли шинели и лохмотья и уложили их на свой багаж. Наконец, не говоря ни слова, уселись в своей грязной потрепанной форме за безупречно чистые столы. Некоторые из них никак не хотели расставаться со своим оружием и прихватили его с собой к столу, пока сестрички милосердия вежливо не напомнили им, что в этом больше нет необходимости.

В Брест-Литовске вермахт приготовил для нас несколько иной вид приветствия. Нам было предложено покинуть удобный поезд, в котором мы сладко проспали большую часть пути от Орши до Брест-Литовска. Все 600 отпускников проследовали к другому составу, который был оборудован как дезинсекционный пункт. Мы вошли в него грязные и завшивевшие, а вышли словно родившиеся заново. Процедура была одинаковой для всех, то же самое произошло и с нашей формой. Пока мы тщательно отмывались и драили друг другу спины, мы все были равны, от полковника до рядового. Даже в армии одежда делает человека, подумалось мне.

Потом мы снова вернулись в свои старые звания, сели в другой поезд и покатили в направлении Варшавы, Позена (Познани) и Берлина.

Уже под вечер мы въехали на территорию самой Германии. Здесь уже не осталось и следа от снега. Деревни и города выглядели нереально красивыми, чистенькими и ухоженными. Поля были обработаны, а на пашнях уже зеленели всходы озимых. Четыре дня тому назад мы выехали из района, над которым еще задували ледяные пронизывающие ветра – а здесь земля уже проснулась, и мир замер в ожидании нового лета.

Во Франкфурте-на-Одере приветливые, культурные местные дамы встретили нас кофе и бутербродами. Они рассказали, что наш поезд был всего лишь третьим поездом с отпускниками с Восточного фронта. Немного робея, эти дамы, являвшиеся членами национал-социалистической благотворительной организации, спрашивали нас, как обстоят дела в России.

– Было очень холодно! – глубокомысленно заметил один из нас. – Когда наступила зима, мы все время мерзли!

В Берлине нам пришлось несколько часов ждать ночного поезда, следовавшего в Рурскую область. Отпускники, участники зимнего сражения за Москву, разъехались кто куда. А я решил пройтись по ярко освещенным улицам столицы рейха. В городе было полным-полно солдат – несомненно, их было здесь гораздо больше, чем в Малахово или в Ржеве! Это заставило меня призадуматься, и я почувствовал себя в своей поношенной форме довольно неуместно среди нарядной толпы. Чтобы немного отдохнуть от суеты, я зашел в маленькое кафе. Официантка подала ячменный кофе, но не в треснувшей чашке, а в чашке из настоящего фарфора. Прикосновение к тонкому фарфору и приятная музыка заставили меня почувствовать, что я нахожусь уже совсем близко от своих родных мест и от Марты.

Наконец я снова сидел в поезде, забился в угол и заснул. Когда начало светать, мы как раз отъезжали от главного железнодорожного вокзала Оберхаузена. Мы находились в самом сердце промышленного Рура, вокруг виднелись чадящие фабричные трубы, а воздух пропах дымом. Я вспомнил о проведенном здесь детстве, о том, как, сидя на перроне, выполнял домашние задания, о буйных детских проказах, которые мы тут устраивали. С едва заметным толчком поезд остановился: Дуйсбург, главный железнодорожный вокзал! Я был дома!

* * *

Почти весь мой отпуск был посвящен только Марте и еде. Каждый, кого я навещал, выставлял на стол последние запасы прибереженного для такого случая кофе в зернах, припрятанную бутылочку хорошего вина или палочку копченой колбасы. Все меня баловали и лелеяли. Но никакое кушанье, никакой банкет по поводу нашего обручения не могли сравниться с той радостью, какую мне доставил первый совместный завтрак с моей невестой уже через час после моего прибытия в Дуйсбург. Он состоял только из чашки натурального кофе и булочек с медом, но он тотчас стер все воспоминания о гуляше из конины, замороженном хлебе и «негритянском поте».

Как одного из первых отпускников Восточной кампании, меня часто расспрашивали о событиях на Восточном фронте. Я рассказывал не обо всем – только то, что могло не очень сильно обеспокоить родных и близких, и то, что они были в состоянии понять. Это постоянно было одно и то же, и мой рассказ уже можно было записывать на пленку. Втайне я восхищался терпением Марты, так как она снова и снова с неослабевающим интересом слушала меня, как будто слышала мой рассказ в первый раз.