Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Хаапе cтр.№ 113

Поступившее зимнее обмундирование представляло собой внушительное количество кожаных пальто, шуб, сапог на меху, шерстяного нижнего белья, свитеров, утепленных перчаток, носков и многого другого. Добросердечные соотечественники в Германии пожертвовали все, что могло защитить нас от русских морозов. Мы бы уже давно замерзли здесь насмерть, если бы не сняли с убитых нами красноармейцев теплые зимние вещи, чтобы спастись от холода.

С учетом всех поступивших пополнений численность нашего батальона снова выросла до 160 человек. А поскольку мы уже относительно хорошо отдохнули, то из штаба дивизии поступил приказ, согласно которому мы должны были сменить на передовой 3-й батальон 37-го пехотного полка. 30 марта мы выступили маршем из Малахово и вечером заняли свои новые позиции у селения Клипуново.

Командный пункт батальона разместился в том же самом доме, в котором мы с Генрихом уплетали горячий бульон фон Бёзелагера после утомительного марша при отступлении из Старицы.

И вот мы снова на переднем крае обороны, но какой же разительный контраст с тем, что было раньше! Теперь уже не было ежедневных яростных атак противника, нам предстояло вести обычную позиционную войну. Неотъемлемой частью распорядка дня стало патрулирование, вылазки, дуэли снайперов и беспокоящий артиллерийский огонь. Вскоре мы основательно обустроились на новом месте, и нам уже казалось, что мы находимся в Клипуново с давних пор. Чтобы затруднить обзор вражеским снайперам, мы повсюду возводили стенки и перегородки из снега и строили изгороди из соломы. Русские находили особое удовлетворение в том, что практически в любое время дня и ночи могли выпустить по поселку несколько пулеметных очередей. Это, конечно, здорово надоедало, так как всякий раз нужно было тотчас бросаться в снег. И вскоре мы уже автоматически падали ничком в снег, даже не задумываясь особо об этом. Но вот новоприбывшим из Германии это доставляло, кажется, огромное удовольствие.

Как обычно, Гридино опять было единственным населенным пунктом, где наблюдалась регулярная боевая деятельность. Если у нас что-нибудь и происходило, то только на правом фланге, который примыкал к гридинской позиции. Этот участок передовой защищал Бёмер со своей 11-й ротой.

Возможно, некоторые из новоприбывших не увидели ничего смешного в происшествии, которое приключилось однажды во взводе обер-фельдфебеля Шниттгера. Когда я зашел к нему, Шниттгер сидел за столом и писал письмо семье солдата, только что прибывшего из Германии и вскоре после этого погибшего. Несколько его ветеранов лежали, потягиваясь, на одеялах около топившейся печки.

– Что ты написал, Шниттгер? Что он погиб как отважный солдат? – спросил один из ветеранов.

– До последнего вдоха исполняя свой долг… – крикнул под общий хохот другой ветеран.

– Напиши лучше, что он погиб, упрямо подставляя врагу свой лоб! – сказал третий, и все покатились со смеху.

Как рассказал мне Шниттгер, новобранец отправился вечером в сортир. Вражеский снайпер спокойно взял его на мушку, тщательно прицелился в неподвижную мишень, и получивший пулю в лоб бедняга свалился в выгребную яму.

– Никто не хватился его до следующего утра, – закончил Шниттгер свой рассказ и добавил с укоризной: – Вот видите, герр ассистенцарцт, даже вы улыбаетесь!

* * *

Во время одного из моих посещений тылового района Нина представила мне молоденькую девушку лет семнадцати.

– Это моя подруга Ольга! Она составляет мне компанию и помогает ухаживать за больными сыпным тифом. Она сама уже переболела тифом!

– Хорошо! – сказал я. – Помощь нам всегда пригодится – особенно от того, кто сам невосприимчив к этой болезни. Когда я вошел, Ольга что-то пела. Пусть продолжает петь, скажите ей, Нина!

Ольга нисколько не смутилась и с удовольствием спела несколько песен, исполненных тоски по родине, боли и любовных страданий. Мелодии были просто очаровательными. Когда Ольга закончила петь, Нина приготовила для нас чай в самоваре. Я сожалел лишь о том, что у меня не было времени остаться с ними подольше.

Несколько дней спустя я получил донесение от знакомого фельдфебеля медицинской службы, отвечавшего за тыловой район: «Нина Барбарова тяжело больна, у нее высокая температура».

Я не на шутку встревожился и решил поскорее навестить ее. Справившись с работой в медсанчасти батальона, я вскочил на лошадь и понесся галопом в тыл. У постели Нины сидела Ольга. Больная беспокойно металась из стороны в сторону, ее лицо было пунцово-красным, на лбу стояли крупные капли пота. Все симптомы однозначно указывали на сыпной тиф. Через несколько минут Нина открыла глаза, узнала меня и слабо улыбнулась.

– Я думаю, у меня сыпной тиф, герр доктор! – прошептала она.

– Возможно! – ответил я и склонился над девушкой. Она снова улыбнулась, полностью доверяя мне.

– Я не боюсь, герр доктор! Вы меня вылечите, я знаю это!

Я был очень обеспокоен и пытался утешить себя мыслью, что русские обладали гораздо большей сопротивляемостью к этой тяжелой болезни, чем мы, немцы. Но я прекрасно понимал, что в любом случае Нине предстояло выдержать тяжелую борьбу со смертью. Несомненно, она заразилась при уходе за другими больными сыпным тифом. Я чувствовал себя в долгу перед этой девушкой, которая тихо лежала на своем соломенном тюфяке, ни на что не жалуясь. Я принес ей несколько новых шерстяных одеял, а старые забрал для дезинсекции. Потом я заставил ее принять несколько таблеток пирамидона и успокоительное средство, оставил Ольге достаточный запас этих медикаментов, а также средств для стимуляции кровообращения и ушел. Нина проводила меня лишь взглядом, она была слишком слаба, чтобы сказать «до свидания».

Когда я в следующий раз поехал в тыловые деревни, то навестил Нину первой. Маленькая Ольга сидела у кровати больной подруги и прикладывала к ее лбу холодный компресс. Болезнь достигла критической точки, девушка отчаянно боролась за свою жизнь. Ее сердце бешено колотилось, пульс достигал 120 ударов в минуту, а высокая температура заставляла кровь быстрее двигаться по сосудам. Взгляд был затуманенным, а мысли путаными. И все-таки она выглядела иначе, чем Тульпин! На ее стороне было здоровье и более высокая сопротивляемость юного организма, и я надеялся, что она выкарабкается.

Я привез с собой мясо, другие продукты и немного кофе в зернах, чтобы укрепить Нинино кровообращение. К сожалению, я ничего больше не мог для нее сделать. Теперь все зависело от того, достаточно ли сил было у Нининого организма, чтобы справиться с болезнью. Осмотрев других больных, я еще раз навестил Нину. Когда я наконец поскакал назад в батальон, то всю дорогу усердно молился за ее выздоровление.

Нам позвонил Руди Беккер. Полк должен был произвести полную инвентаризацию всех запасов оружия, боеприпасов, боевой техники и лошадей и подать в штаб дивизии опись. Это указывало на то, что за этим что-то кроется. Не передаем ли мы наши позиции другой части? Предстоит отступление? Или мы снова переходим в наступление? Вскоре выяснилось, что мы гадали напрасно, но истинная причина была весьма отрадной. Старый полковник Беккер оказался прав! Оборонительная линия Кёнигсберг выстояла! Вражеское наступление остановилось, силы Красной армии истощились, и наше Верховное командование знало, что в конце этой зимы она уже не могла представлять для нас серьезной опасности! И у нас появилось время провести инвентаризацию.