Секретная миссия Рудольфа Гесса. Закулисные игры мировых держав. 1941-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Хаттон cтр.№ 37

В тот же самый день я был отправлен в госпиталь в Драймене около Глазго. Примерно через восемь дней меня провезли через Лондон и поместили в доме к югу от столицы. Целых полдня никто не говорил мне, где я нахожусь. Это сохранялось в тайне. И лишь незадолго до визита швейцарского посланника, состоявшегося в декабре, охрана посчитала необходимым сообщить мне, что я живу в Митчетт-Плейс близ Олдершота.

Шотландские офицеры, охранявшие меня до этого, вели себя очень корректно. Они даже пытались психологически облегчить мое положение. Зато английский майор, отвечавший за мою перевозку, вел себя отвратительно, как и некоторые офицеры, находившиеся в то время в Митчете-Плейс. Это были офицеры гвардии, и мне заявили, что они находятся здесь по приказу короля, чтобы обеспечивать мою защиту. К тому же врач из Драймена, доктор Грэм, поведение которого до этого было совершенно безупречным, неожиданно стал проявлять дурные манеры. В Митчетт-Плейс мне постоянно мешали спать – в мою комнату часто с шумом входили офицеры охраны и направляли мне в лицо сильный свет, объясняя это тем, что хотели проверить, жив ли я еще или нет. Кроме того, мне мешал спать вой сирен, извещавший о воздушной тревоге и об ее отбое. Тревога объявлялась несколько раз за ночь, и порой это продолжалось до четырех часов утра. Помимо городских сирен, срабатывали сирены и трубы, установленные непосредственно на крыше моего дома ^[7].

Я не слышал ни шума авиационных моторов, ни стрельбы. Если же я пытался поспать днем, то меня будили постоянно хлопающие двери и топот ног по лестнице. Она находилась, очевидно, сразу над моей комнатой, и по ней все время бегали люди.

Четыре недели мне не давали газет и журналов, а людям, окружавшим меня, было запрещено упоминать о тех вещах, которые помогли бы мне составить представление о том, что происходит в мире.

Когда я приехал в Митчетт, я инстинктивно боялся, что в еду мне будут подсыпать яд. Поэтому в первый день я ничего не ел и не пил. Тогда мне было предложено принимать пищу за одним столом с врачом и офицерами. Хотя, инстинктивно, я не желал есть вместе с представителями враждебного народа, я подумал, что в данный момент гораздо важнее сохранить здоровье, чем поддаваться неприязни. Вскоре стало ясно, что мои опасения оказались справедливыми. Мне постоянно предлагали еду и напитки, от которых отказывались другие. Однажды, утратив бдительность, я выпил немного молока, и через некоторое время у меня закружилась и ужасно разболелась голова, и в глазах все поплыло. Вскоре после этого я стал очень весел и почувствовал прилив энергии. Через несколько часов этот подъем сменился страшнейшей депрессией и слабостью. С тех пор мне каждый день приносили молоко и сыр, но молоко я выливал, а сыр выбрасывал, чтобы у моих тюремщиков создавалось впечатление, что я его съел.

Люди, окружавшие меня, задавали мне все более и более странные вопросы о моем прошлом. Правильные ответы вызывали у них явное разочарование. Тогда я стал симулировать потерю памяти, и это вызвало у них удовлетворение. Наконец я дошел до такой степени, что мог вспомнить только те события, которые произошли в течение последних нескольких недель. Затем, на 9 июня, была назначена встреча с лордом-канцлером Саймоном, о которой мне сообщили заранее. Я был уверен, что попытки ослабить мою память имели самое прямое отношение к этой встрече. Я подозревал, что таким образом мне хотели помешать выступить с предложением о взаимопонимании. Более того, у лорда Саймона должно было создаться впечатление, что психически я не совсем нормален, поскольку не могу ответить на простейшие вопросы, которые он мне задаст. Чтобы уберечься от этого, я последние три дня перед встречей ничего не ел, а только пил воду. Когда он приехал, ко мне в комнату принесли вино, но я вылил его. Майору Ф., офицеру, говорящему по-немецки, который был приставлен ко мне, я заявил, что вино сотворило чудо – ко мне неожиданно вернулась память. Я никогда не забуду, какой ужас и смятение отразились на его лице. Однако беседу уже нельзя было отменить, поскольку лорд Саймон находился в соседней комнате. Во время разговора, длившегося два с половиной часа, я чувствовал себя хорошо, хотя и находился под влиянием небольшого количества яда, оставшегося в моем мозгу. Я сказал лорду Саймону, зачем я прилетел в Англию; я сообщил некоторые факты о периоде, который привел к войне, и некоторые другие вещи, о которых, как я полагал, в Англии не знали, и выдвинул несколько предложений об окончании войны. Поскольку во время нашей беседы в комнате присутствовали другие люди, я сообщил лорду-канцлеру о том, как со мной обращаются, несколько позже. Он, однако, не поверил моим словам и уехал в убеждении, что я стал жертвой тюремного психоза.

После встречи с лордом Саймоном я сообщил британскому правительству сначала устно, а затем в форме письменного протеста, что я прилетел в Англию как парламентер. Я привел следующие доказательства:

1. Я прилетел в Англию по своей воле. У меня не было с собой оружия, а в пулеметах моего самолета не было патронов.

2. Сразу же после своего прибытия я заявил герцогу Гамильтону, что я приехал, чтобы положить конец войне, и хочу сделать по этому поводу предложения британскому правительству.

3. Очевидно, британское правительство не признало истинными заявления германского правительства о том, что я действую не от его имени, – иначе оно отказалось бы разговаривать со мной. Наоборот, британское правительство три недели спустя после публикации немецкого заявления устроило мне встречу, на которой присутствовали свидетели и стенографисты. На эту встречу оно прислало второго человека в империи после короля, который подчеркнул, что явился сюда от имени британского правительства, чтобы выслушать мои предложения и обсудить их.

Итак, следует принять во внимание, что такое отношение проявляют только к человеку, которого британское правительство признает посланником.

Через несколько дней после встречи с лордом Саймоном я сломал ногу. Врач, под видом морфия, вколол мне яд для мозга, причем в шприце было 50 кубических сантиметров раствора! Воздействие этого яда я почувствовал очень скоро. Чуть позже мне снова сделали инъекцию морфия ^[8], на этот раз в меньшем объеме, после чего мне наложили гипс.

В тот же самый день из британского военного министерства прибыл бригадный генерал доктор Рис, который расспрашивал меня о причинах моего поведения. Он был настроен очень дружелюбно и пообещал провести расследование. На следующий день он явился снова, но его отношение ко мне сильно изменилось. Резким тоном он заявил, что я стал жертвой тюремного психоза и все мои беды происходят от самовнушения, на самом же деле со мной обращаются очень хорошо. Но самым страшным было изменение его глаз. Они стали словно стеклянными и подернулись какой-то дымкой. Разубедить его и доказать правильность моих обвинений я не смог. Доктор Дике, ухаживавший за мной, дал мне какие-то таблетки ^[9], которые, по его заявлению, должны были снять боль и заставить меня уснуть.