Ибсен. Путь художника - читать онлайн книгу. Автор: Бьерн Хеммер cтр.№ 114

Похоже, что драма и сам драматург выносят суровый приговор эгоизму во всех его разновидностях — эгоизму, который может выражаться и в творчестве, и в страстной любви к другому человеку. Единственный персонаж, который, судя по всему, чужд эгоизма, — это бедный поэт-неудачник Вильхельм Фулдал. Хотя он прибегает к самообману, живя своей маленькой иллюзией, это касается лишь его одного. И он обладает даром неискушенных сердец — радоваться счастью других. Его дочь Фрида получит возможность развивать свой талант — в мире, где гораздо больше тепла, чем в обители самого Фулдала и в фамильной усадьбе Рентхеймов.

Проблема эпилога

Главную трудность для режиссера и актеров заключает в себе роль Боркмана. Если представлять его исключительно как лгущего самому себе циничного властолюбца, то образ может превратиться в малоинтересный опыт исследования демонической одержимости властью. Ибсен намекал, что имя героя выбрано, не случайно: Йун должно указывать на практичного предпринимателя, а Габриэль — на его «гениальность». Особый интерес представляет последнее замечание, которое позволяет судить об отношении автора к своему герою. Если актер, играющий Боркмана, ставит перед собой более серьезную задачу, чем доставить удовольствие публике, которая радуется разоблачению страдающего манией величия финансиста, — тогда требуется более тонкая трактовка образа. Образу Йуна Габриэля необходимо придать иное измерение, — подчеркнув особую поэзию в его стремлении к «царству», которое он хотел основать. Эту любовь он долгие годы вынашивал в мире своих представлений. Боркман жив, но как бы парализован — он находится в состоянии «живого мертвеца». Он держится только благодаря своей тяге к утопии. Настолько сильна в нем вера в Мечту. Отнять ее — и герой умирает.

В своей последней драме, «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» (1899), Ибсен размышляет о жизни и смерти, о главных противоречиях бытия, о его условиях и границах. Основные условия заданы — но в пределах этих границ остается широкое поле для свободного выбора человека. В центре внимания драматурга — нелегкий путь человека творческого. Теперь речь идет о художнике, которого раздирают противоречия, связанные со сложностью взаимоотношений искусства и жизни, творчества и любви. Влечение к женщине и к нормальной естественной жизни борется в нем с тягой к иллюзорному миру искусства.

Может показаться, что Ибсен вершит строгий суд над художником, который жертвует всем ради того, чтобы преуспеть в своей работе. Как и в «Йуне Габриэле Боркмане», мужчина вступает в конфликт с обвиняющей его женщиной. В обеих пьесах героиня возвращается после многолетнего отсутствия страдающей и больной. В обеих пьесах она возлагает вину за свою сломанную жизнь исключительно на него — на главного героя. Постепенно становится ясно, что все гораздо сложнее.

Этот эпилог к полувековому творчеству Ибсена — одна из самых его многозначительных драм, и в этом она похожа на драму о строителе Сольнесе. Это горькая пьеса. В ней мы видим большую трагедию и страх перед выбором, который приходится делать в жизни. Поздно, слишком поздно — таков трагический лейтмотив драмы.

На рубеже 1880–1890-х годов Ибсен неоднократно беседовал с юной Хелене Рафф, которая записала эти беседы в своем дневнике. Однажды он сказал ей, что большинство людей умирают, так и не пожив по-настоящему. К счастью для них самих, они этого не понимают. В своей последней пьесе Ибсен изображает двух людей, которые понимают это. Они терзаются раскаянием и отчаянием.

Когда Ибсен еще только обдумывал замысел этой пьесы, он пережил трогательную встречу с самым идеалистическим произведением своей юности — «Брандом». В «Бранде» драматург с жаром воспевал бунтующего человека, который олицетворял собой Адама до грехопадения. Во время празднования своего семидесятилетнего юбилея Ибсен посетил копенгагенский театр, где встретился с собственной юностью. Эта встреча взволновала драматурга. «Это трогательно. В этом вся моя молодость; я не вспоминал о „Бранде“ тридцать лет», — заявил он. Говорят, что на спектакле Ибсен плакал.

В драме, завершающей творчество Ибсена, художник оказывается лицом к лицу с человеком, которого в юности сделал своей моделью. Скульптор Арнольд Рубек много лет назад хотел создать статую настоящей «земной женщины», подобной Еве до грехопадения — когда она пробуждается и вновь обретает себя в «день воскресения». «Восстание из мертвых» — так называлась скульптура, которая должна была изображать свободного от греха человека, радующегося своей земной сущности.

Одна из главных проблем в последней драме Ибсена связана с названием скульптуры — и самой этой драмы. Проблема пробуждения, воскресения. Ибсен пытается осмыслить необычайно зыбкую грань между жизнью и смертью, между «посюсторонним» и «потусторонним», которое он понимает не в метафизическом смысле. Как именно использует Ибсен библейские представления — в этом ключ к пониманию драмы.

Суд Ибсена над самим собой?

Когда драма вышла в свет, многие восприняли ее как приговор автора самому себе и Художнику в принципе. В ней увидели трагедию стареющего скульптора, который долгие годы жил только ради своего творчества, жертвуя собственной жизнью и жизнями других людей. И теперь пришло время посмотреть на себя с сожалением и каяться по поводу растраченной жизни. Вот что терзает и мучает скульптора, а успех, мировая слава потеряли для него смысл. И все же он не может и не хочет перестать быть художником.

Таково положение Рубека, который своим искусством покорил целый «мир», но ненавидит свою профессию и своих поклонников. И вот, пока Рубек пребывает в этой депрессии, к нему является женщина, которую он когда-то отверг. Эта женщина обвиняет его в том, что он погубил ее живую душу. Обвинения Ирены многие считали совершенно справедливыми. Ирена — такая же жертва, как и Элла Рентхейм, обвиняющая Йуна Габриэля в «убийстве» своей души. В обоих случаях женщина полагает, что тот, кого она любила, ее просто использовал. Жажда творчества в нем подавила естественные чувства. Очевидно, что основной конфликт последней драмы Ибсена — это конфликт между искусством и жизнью.

Но весьма сомнительно утверждение, что Ибсен в этой драме изображал самого себя, сводил счеты с собой и каялся в собственных ошибках. Между тем подобная интерпретация распространялась вплоть до наших дней — порой с некоторой долей биографизма, порой без нее. Но с годами количество различных толкований значительно возросло, и теперь их обилие ставит читателя в тупик. Молодые ибсеноведы стремятся уйти от концепции экзистенциального сведения счетов, от акцентуации языкового и мифологического аспектов, от идей риторического самообмана и самомифологизации главного героя.

Довольно убедительно звучит мысль о том, что языковое манипулирование подменяет в драме реальное саморазоблачение: лишь благодаря манипуляциям со словами персонажи Ибсена могут переносить пустоту и отсутствие смысла в жизни. Многие современные исследователи находят в драме более или менее явную авторскую иронию.