4. Утверждение Шумана, будто с этими книгами он передал мне проспект, в котором значится книга Керенского, не только ложно, но и выдумано им — как я это докажу ниже — только в самое последнее время.
В письме от 16 мая 1929 г. Шуман указывает на то, что в альманахе его издательства «Дер Морген»
[347] Керенский сознательно не упомянут ввиду того, что Шуман считал вообще невозможным рекламировать книгу Керенского. Шуман не мог бы приводить этот довод, если бы он считал, что я знаком с его проспектом, где издательство делает Керенскому величайшую рекламу, как раз в связи с клеветой Керенского против Ленина, меня и других.
В том же письме, в ответ на мои обвинения в умолчании о книге Керенского, Шуман отвечает, что он сделал это по соображениям «такта». Он и не подумал в том письме ссылаться на совершенную им будто бы передачу проспекта и на мое будто бы ознакомление с этим проспектом. Подобного рода ссылка в письме ко мне была бы настолько явной ложью, что могла бы только ускорить разрыв; между тем Шуман еще надеялся в этот момент на примирение, поэтому он ссылался не на передачу мне проспекта, а на «тактичную»… непередачу. О проспекте Шуман заговорил лишь тогда, когда дело перешло на судебные рельсы.
Если бы Шуман заявил, что он прислал мне свой проспект из Дрездена в Константинополь еще до своей поездки, то я не решился бы это оспаривать, так как я получал тогда от разных издательств из разных стран десятки писем, проспектов, телеграмм, альманахов. В тот период я не мог отличать Шумана от всякого другого, столь же неизвестного мне издательства. На предложение Шумана приехать ко мне я ответил, как известно, отказом. Тем меньше я имел основания интересоваться его проспектом, если бы он мне был даже прислан. Но Шуман утверждает, что передал мне проспект лично в Константинополе вместе с книгами. Как отчасти показано выше и как будет еще видно далее, это противоречит всем фактам и письменным показаниям самого же Шумана.
5. Ставил ли я Шуману вопрос о том, издавал ли он книги, враждебные Советскому Союзу и большевистской партии? Такого прямого и формального вопроса я ему не ставил. Почему? Потому что все его поведение и подбор доставленных им мне книг исключали не только необходимость, но и уместность такого вопроса.
Не лишне будет сказать, что Шуман очень настойчиво подчеркивал, что изданные им книги о Бриане и Штреземане (для меня совершенно безразличные) — негодные книги и для его издательства имеют случайный характер.
Хотя, как сказано, я не ставил формального вопроса об издании враждебных Советскому Союзу книг, тем не менее я утверждаю, что Шуман не только умолчал о книге Керенского, но и сознательно ввел меня в этом пункте в заблуждение. Это вытекает не только из изложенных выше обстоятельств, но из нижеследующего эпизода, который один исчерпывает вопрос.
Во время одной из первых бесед я сказал Шуману, что, поскольку я вынужден печататься не в коммунистических издательствах, я тем самым должен мириться, что в тех же издательствах выходят книги разных направлений, но, прибавил я, при выборе между разными буржуазными издательствами я, конечно, выберу такое, которое не ведет борьбы против Советского Союза и коммунизма. Это замечание было мною направлено не против Шумана, а скорее в его пользу: я хотел этим сказать, что, если издательство Фишера имеет действительно антимарксистский характер, — издательство же Шумана, хотя и не политическое, относится с сочувствием к «миросозерцанию Либкнехта и Троцкого» (эту фразу Шуман повторял десятки раз), — то я, разумеется, выберу издательство, не ведущее борьбы с коммунизмом и Советским Союзом.
Шуман реагировал на это мое вскользь брошенное замечание очень активно; он сказал буквально или почти буквально следующее: «Я не только не веду борьбу против Советской республики, но, наоборот, я издал книгу Гейнриха Фогелера
[348], которая исполнена горячей симпатии к Советской республике».
Шуман охарактеризовал при этом Фогелера как современного Христа и проч. Эта беседа, занявшая несколько минут, была целиком основана со стороны Шумана на моем неведении того, что он издал книгу Керенского. Умалчивая в этот момент о Керенском и выдвигая книгу Фогелера, Шуман сознательно и преднамеренно обманывал меня.
6. Упоминал ли Шуман в разговоре со мною о Штейнберге
[349] и возможном издании его книги? Я не могу ответить на это категорически, так как совершенно не помню подобного эпизода. Шуман называет Штейнберга моим смертельным врагом. Мне бы никогда такая характеристика не пришла в голову. Штейнберг был несколько месяцев народным комиссаром, затем вместе со своей партией порвал с нами. Он принадлежит несомненно к враждебному мне идейному течению. Но ведь в данном случае вопрос идет не о разногласиях, хотя бы и непримиримых, а о чудовищной клевете (подкуп немецким штабом).
Если допустить, что Шуман упоминал о мемуарах Штейнберга, относящихся к тому периоду, когда Штейнберг работал в Совете народных комиссаров вместе с Лениным и со мною, то я никак не мог предполагать, что дело может идти о какой-либо враждебно-клеветнической книге, тем более что издателем был Шуман, автор книги о Либкнехте, издатель книги «современного Христа» Фогелера, человек, сочувствующий «миросозерцанию Троцкого». В этом контексте эпизод со Штейнбергом, если он имел место, прошел для меня совершенно незамеченным.
7. Анжелику Балабанову я знаю в течение четверти века как человека идейного, честного и бескорыстного. Мы с ней глубоко разошлись и сейчас принадлежим к разным лагерям. Наши личные отношения лишены какой бы то ни было враждебности, наоборот, вполне доброжелательны. Предполагавшаяся книга Балабановой о Ленине
[350] (Шуман мне о ней действительно говорил) ни в каком случае не могла иметь в моих глазах ни враждебного, ни тем более клеветнического характера. Наоборот, свои переговоры с Балабановой Шуман приводил в связи с своей симпатией «миросозерцанию».
8. В том же заявлении Шумана суду (от 18 декабря) заключается целый ряд утверждений, не только не относящихся непосредственно к вопросу, но представляющих совершенно фантастическую ложь, и притом клеветнического характера.
В первом параграфе Шуман сообщает, что до его прибытия в Константинополь я заключил договор с большим американским издательством, причем договор этот принес мне столь большой доход, что я снял виллу, в которой поселился с обширным персоналом, свободный от каких бы то ни было забот.
До приезда Шумана я по телеграфу согласился дать американскому агентству (Consolidated Press; 19 Rue d’Antin, Paris) две серии статей, причем предупредил агентство, что гонорар предназначается мною целиком не для личных, а для общественных задач. Агентство внесло в Париже по указанному мною адресу (M-lle M. Thevenet, 187, Cite-Jardin, Les Lilas /Seine/ France) 10 000 долларов. В Париже существует созданный по соглашению со мною комитет, который заведует распределением этой суммы для издания на разных языках марксистских произведений того направления, к которому я принадлежу. Из этой суммы я не воспользовался для личных надобностей ни одним долларом. Все это может быть подтверждено десятком свидетелей.