Из публикуемой документации видно, что в 1929–1932 гг. Троцкий уделял основное внимание оценке ситуации в СССР, международным отношениям и мировому революционному движению, сплочению своих сторонников в различных странах, причем эти задачи он пытался решать в единстве, хотя в ответах, которые давал на возникавшие вопросы, таились глубокие внутренние противоречия.
В принципе Троцкий продолжал полностью поддерживать диктаторский режим в СССР. «Фетишизм демократических форм нам, разумеется, чужд», — писал он своей стороннице Р.Т. Адлер 27 февраля 1929 г., через две недели после насильственной доставки в Турцию. Охрана диктатуры выше всех других соображений, вздыхать о демократии — это фантастика, — такие и подобные мысли изобилуют в публикуемой публицистике и корреспонденции.
Оценивая путь, пройденный Россией (СССР) с 1917 г., лидер коммунистической оппозиции выделял в нем два этапа, полагая, что рубежом между ними были болезнь и смерть В.И. Ленина. Политику властей на первом этапе он в основном одобрял (возражения касались второстепенных вопросов, по которым он еще в те годы высказывал особое мнение), считая, что на втором этапе начал устанавливаться режим «бюрократического централизма», воплощением которого постепенно становился И.В. Сталин.
Для того чтобы совместить с этим свою концепцию сохранения в СССР «диктатуры пролетариата», а не над пролетариатом и другими слоями населения, Троцкий уже в начале 1929 г. придумал схему «двоевластия» в СССР, ибо, по его мнению, «химически чистой диктатура могла бы быть только в безвоздушном пространстве». Курс на «социализм в одной стране» Троцкий с первых месяцев пребывания в Турции осуждал и оценивал как выражение «национального социализма».
Политику большевистского руководства в 1929–1930 гг. Троцкий продолжал определять как «центризм», имея в виду якобы наличествовавшие колебания Сталина и его сторонников между социал-демократией и коммунизмом. Такая дефиниция была дана объединенной оппозицией в 1926–1927 гг., и Троцкий все еще придерживался ее, несмотря на чрезвычайные меры в области сельского хозяйства, введенные в 1928 г. и подрывавшие нэп, несмотря на все более учащавшиеся нападки Сталина на Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова как «правых», а затем открытую кампанию против них и смещение их с руководящих постов за «правый уклон». Действия Сталина в 1930 г. — начавшаяся насильственная сплошная коллективизация сельского хозяйства и отказ от нэпа — квалифицировались, вопреки фактам и в угоду упорно сохранявшейся схеме, лишь как «левый зигзаг» «центристов».
Далеко не адекватно воспринималась внутренняя ситуация в СССР, соотношение классовых сил в заявлениях о том, что происходит рост «политической самоуверенности буржуазных слоев».
Футурология — вообще весьма ненадежная отрасль, граничащая с хиромантией. Что же касается конкретных политических прогнозов, то они в переломные периоды подтверждаются крайне редко и скорее в результате «случайной выборки» судьбы, а не доказанной логической раскладки. Троцкий высказывал весьма самоуверенные предположения о развитии событий на «олимпе власти» в СССР, но, как правило, они были противоположны тому, что происходило в действительности, или, по крайней мере, не совпадали с ней. Достаточно упомянуть лишь его письмо единомышленникам в СССР (октябрь 1929 г., то есть перед самым началом сталинской «революции сверху»), чтобы в этом убедиться. Здесь он выражал уверенность, что «при первом же серьезном напоре термидорианской массовой стихии» «правые опрокинут сталинцев», что «кризис будет направлен против сталинского режима» и т. п. Эти прогнозы скорее отражали не анализ тенденций развития СССР, а образ мыслей самого Троцкого.
В то же время, предсказывая в 1929 г. новые зигзаги сталинской группы, Троцкий был прав в том отношении, что сами зигзаги были неизбежными, что никакие «принципы» не могли определять курс беспринципного Сталина, готового брататься с любым дьяволом, лишь бы ему это было лично выгодно, главным образом в смысле упрочения собственной власти и устранения возможных соперников.
Лидер оппозиции весьма остро критиковал сталинскую «революцию сверху» и в связи с этим выдвигал основные требования оппозиции, наиболее четко в это время сформулированные в «Письме друзьям в СССР», написанном перед XVI съездом ВКП(б) (июнь— июль 1930 г.). Невозможно установить, достигло ли это письмо адресатов (в документации ссыльных оппозиционеров оно не упоминается), но, судя по заявлениям Х.Г. Раковского, Л.С. Сосновского и других нераскаявшихся сторонников Троцкого, документы, излагавшие позицию их лидера, до них все еще доходили.
Троцкий требовал «отступления с позиций авантюризма», в частности приостановления его проявлений — коллективизации и раскулачивания, «призовых скачек индустриализации», считал необходимым перераспределение средств в пользу улучшения положения трудящихся, жесткой финансовой дисциплины, получения зарубежных кредитов под заказы на сельскохозяйственное оборудование и т. д. Как видно, «левыми» (по сравнению с установками Сталина) эти требования назвать было никак нельзя. Схематические представления о «правых», «левых», «центре» все более проявляли себя как неспособные дать реальное описание происходивших социально-политических событий, оставаясь лишь формальными этикетками.
Наибольшую лояльность в отношении советских властей Троцкий проявлял в области внешней политики, прежде всего в связи с советско-китайским конфликтом 1929 г. в Маньчжурии, на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). Он полностью поддержал сталинский курс на сохранение КВЖД в руках СССР любой ценой, хотя и обоснованно предположил, вопреки раздуваемой военной тревоге, что конфликт не может привести к войне, так как советское правительство, мол, не хочет, а китайское не способно ее вести. Автор, однако, не фиксировал внимания на том, что глава правительства Китая Чан Кайши также ни в коем случае не собирался воевать против СССР, так что различие в акцентах, сделанное Троцким, обосновано не было.
Советскую компартию Троцкий продолжал еще считать «пролетарским авангардом», хотя за этой штампованной оценкой скрывалось глубокое разочарование в «руководящей политической силе» СССР. Но лишь несколько раз он сдержанно признал, что ВКП(б) «в нынешнем ее виде не есть партия в подлинном смысле слова». Однако, как бы обрывая себя, он добавлял, что партия включает в себя авангард пролетариата. Лишь к концу 1930 г. в письме болгарам о двойственной оценке ВКП(б) — «добровольный отбор пролетарского авангарда» и часть государственной машины — автор склонился наконец к тому, что второй, негативный момент решительно преобладает, что «основные функции партии — коллективная выработка взглядов и решений, свободный выбор должностных лиц и контроль над ними — окончательно ликвидированы». Можно полагать, что Троцкий не был вполне искренним в заявлениях, что ранее большевистская партия являлась партией в общепринятом смысле слова: кому, как не ему, было знать, как Ленин выкручивал руки другим деятелям, чтобы добиться угодных ему решений, и как этому примеру следовали на всех нижестоящих уровнях. В то же время выражение «окончательно ликвидированы» можно рассматривать как одну из первых предпосылок на пути к курсу создания параллельных компартий и нового Интернационала.