Было бы несправедливо утверждать это о вождях немецкой буржуазии в собственном смысле слова. Бескрасочна была политическая история германского третьего сословия, бесславно его парламентское крушение. Закат британского либерализма, еще и сегодня собирающего миллионы избирателей, не идет ни в какое сравнение с разгромом традиционных партий немецкого бюргерства. Демократы
[714] и национал-либералы
[715], ведшие за собой некогда большинство народа, остались скомпрометированными штабами — без армий и без будущего.
Разношерстные массы мелкой буржуазии, оторвавшись от старых партий или впервые пробудившись к политической жизни, сомкнулись под знаменем со знаком свастики. Впервые за всю свою историю промежуточные классы — ремесленники, торговцы, «свободные» профессии, служащие, чиновники, крестьяне, — разобщенные условиями и привычками жизни, традициями и интересами, оказались объединены в одном походе, более причудливом, фантастическом и противоречивом, чем Крестовые походы Средних веков.
Французская мелкая буржуазия в силу экономического консерватизма страны продолжает и сейчас еще играть важную роль. Самостоятельной политики она, разумеется, не в состоянии вести. Но она заставляет приспособляться если не к своим интересам, то к своим предрассудкам официальную политику руководящих капиталистических кругов. Правящая сейчас радикальная партия
[716] является наиболее непосредственным выражением этого приспособления.
Благодаря лихорадочному развитию немецкого капитализма, беспощадно отбросившего промежуточные классы назад, мелкая буржуазия Германии никогда не занимала того места в политической жизни, как ее старшая французская кузина. Начавшаяся в 1914 году эпоха потрясений произвела в среде промежуточных классов Германии неизмеримо большие опустошения, чем во Франции: франк упал до 1/5, старая марка скатилась до нуля. Нынешний промышленный и аграрный кризис далеко не получил того развития на запад от Рейна, что на восток от него. Недовольство французской мелкой буржуазии не вышло и на этот раз из старых каналов и доставило победу Эррио
[717]. Не то в Германии. Отчаяние мелкой буржуазии должно было принять здесь характер белой горячки, чтобы поднять на головокружительную высоту Гитлера и его партию.
В национал-социализме все противоречиво и хаотично, как бред. Партия Гитлера называется социалистической и ведет террористическую борьбу против всех социалистических организаций. Она именуется рабочей, но в ее ряды входят все классы, кроме пролетариата. Она низвергает молнии на головы капиталистов и в то же время находится у них на содержании. Она клянется тевтонскими традициями и стремится к цезаризму
[718], учреждению насквозь латинскому. Оглядываясь на Фридриха II, Гитлер подделывает жесты Муссолини… при усах Чарли Чаплина. Весь мир опрокинулся в головах мелких буржуа, окончательно выбитых из равновесия. От отчаяния, страха и ожесточения они так громко вопят, что сами себя заглушают и не связывают смысла собственных слов и жестов.
Подавляющая масса рабочих идет за социал-демократией и коммунизмом, двумя партиями, из которых первая прошла через свою героическую эпоху до войны, а вторая ведет свое непосредственное происхождение от Октябрьского переворота в России. Усилия национал-социалистов прорвать «марксистский фронт» не дали до сих пор ощутительных результатов. Почти четырнадцати миллионам мелкой буржуазии противостоят около тринадцати миллионов враждебных рабочих голосов.
Одна лишь партия центра
[719] нарушает отчетливый рисунок классовых очертаний германских политических группировок. В рамках католического лагеря землевладельцы, промышленники, мелкие буржуа и рабочие все еще остаются связанными воедино. Пришлось бы перелистать всю историю Германии, чтобы объяснить, как и почему церковная связь оказалась способна до сего дня противостоять центробежным силам нового времени. Пример центра показывает во всяком случае, что политические отношения не суть математические формулы. Прошлое вклинивается в настоящее, видоизменяя его. Но общая тенденция процесса не нарушается. Тот факт, что фон Папен
[720] и его ближайший помощник Брахт
[721] вышли из правого крыла центра, чтоб вести политику, которая в развитии своем должна взорвать центр, получает в своем роде символическое значение. Если социальный кризис в Германии будет обостряться и дальше, центр не выдержит внутреннего и внешнего напора: клерикальная оболочка лопнет и составные элементы его распределятся сообразно социальному весу. Тогда можно будет говорить о предпоследнем акте в развязке немецкой драмы.
Формально Германия сегодня, в последние дни августа, еще числится парламентской республикой. Но уже несколько недель тому назад министр внутренних дел фон Кайл
[722] превратил чествование веймарской конституции в панихиду по парламентаризму. Гораздо важнее, однако, тот факт, что оба крайних фланга рейхстага, представляющие большинство избирателей, считают демократию окончательно обанкротившейся. Национал-социалисты хотят заменить ее фашистской диктатурой итальянского образца. Коммунисты стремятся к диктатуре Советов. Буржуазные партии, пытавшиеся за последние 14 лет вести свои дела парламентским путем, потеряли всех своих избирателей. Социал-демократия, вводившая рабочее движение в рамки парламентской игры, не только упустила из рук власть, доставленную ей ноябрьским переворотом; не только уступила миллионы своих избирателей коммунизму, но и рискует потерять свои легальные позиции, как партия.