Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - читать онлайн книгу. Автор: Франц фон Папен cтр.№ 4

С тех пор я не видел Англии и не имею теперь особого желания испытать на себе ее современную суровость. Тем не менее я все же завидую британцам, сохранившим свою конституционную монархию, хотя так никогда и не смог по-настоящему понять, как могла эта страна, по преимуществу консервативная – несмотря на своих либералов и социалистов, – с такой легкостью поддержать упразднение монархии в Германии. Если бы только на исходе абсолютно бессмысленной Первой мировой войны умы были трезвее и чувства не столь воспалены, то более толерантный мир никогда бы не лишил Центральную Европу ее роли передового бастиона западной цивилизации.

По возвращении в Германию в 1905 году для меня настало время остепениться. Одна из моих кузин вышла замуж за второго сына тайного советника фон Бош-Галгау, в чьем очаровательном доме в Метлахе, что в Саарской области, я бывал частым гостем. В мае 1905 года я женился на его младшей дочери, что обернулось счастливым союзом, выдержавшим испытание временем на протяжении всех этих нелегких годов. Бош-Галгау были вполне космополитичны, и моя постоянная озабоченность франко-германскими отношениями вполне может уходить многими из своих корней в семейство моей жены. Они происходили из Лотарингии и отчасти из Люксембурга. Из трех сестер моего тестя одна вышла замуж за французского офицера, другая – за маркиза д'Онси де Шаффардона, а третья – за люксембургского графа Ламораля Виллера. Старшая сестра моей жены замужем за внуком барона Нотомба, одного из основоположников бельгийской независимости. От своего дяди, Адольфа фон Галгау, жена унаследовала поместье Валлерфанген в Сааре, которое стало впоследствии нашим фамильным гнездом. Все эти пограничные семейства страдали в бесконечных войнах со времен Людовика XIV, и неудивительно, что все они настроены по преимуществу интернационалистически, и их чувства со временем передались и мне.

На вечере по случаю нашей помолвки мой тесть говорил по– французски – на языке, которым обыкновенно пользовались в его доме. К своей досаде, я понимал едва ли половину сказанного. Среди военных, пользовавшихся уважением моего тестя, большинство составляли офицеры Генерального штаба, которых он расценивал как людей культурных и интеллигентных, с интересами, простирающимися далеко за рамки чисто военной сферы. У меня не могло возникнуть ни малейшего сомнения относительно того, что он от меня ожидает, но признать это – означало ответить на чрезвычайно серьезный вызов. Генеральный штаб составлялся из сливок армейских умов, и служба в нем подразумевала непрерывную учебу и напряженный труд. Конкуренция при поступлении была отчаянная. Примерно тысяча офицеров каждый год подавали заявления, и всего лишь сто пятьдесят из их числа принимались на предварительный курс. Поступление обладало значительной притягательной силой для офицеров из какого-нибудь провинциального гарнизона, поскольку влекло за собой трехлетнюю службу в Штабной академии в столице. Будучи человеком скорее трудолюбивым, нежели наделенным особыми талантами, я по сей день рассматриваю как небольшое чудо тот факт, что в 1907 году я попал в число этих удачливых 15 процентов. Так или иначе, но в октябре того года я распрощался с Дюссельдорфом, чтобы начать практически новую карьеру.

Жизнь в полку мне чрезвычайно нравилась. Контакты между офицерами и военнослужащими других рангов были очень тесными, и, хотя дисциплина и соблюдалась весьма строго, завязывались человеческие отношения, продолжавшиеся потом всю жизнь. Семьи рейнских и вестфальских крестьян, из которых в основном комплектовался личный состав, были рады, что их сыновья служат в армии. Там они привыкали к пунктуальности, разумному поведению, чистоплотности и чувству ответственности, что делало их впоследствии лучшими членами общины. Я до сих пор часто получаю письма от старых солдат 5-го уланского, которые служили в моем эскадроне полстолетия назад.

Каждый претендент на поступление в Генеральный штаб должен был провести три года в Военной академии. Только те, кто выдерживали жесткую дисциплину бесконечного труда, прилежания и непрерывных проверок, становились в конце концов членами Генерального штаба. Старое здание Военной академии на Доротеенштрассе могло выглядеть снаружи как университет, но режим в нем был совсем иной. Тут не стоял вопрос о выборе посещения или непосещения тех или иных лекций или дополнения их самостоятельными занятиями. Каждая лекция начиналась с военной точностью, и ежедневная программа составляла ровно пять часов. Таланты и трудолюбие каждого слушателя были востребованы до предела, и выживали только самые жизнеспособные. Мои товарищи-офицеры были собраны со всех уголков страны, и дружба, возникшая у меня с некоторыми из них, продлилась всю жизнь. Многие из них, такие как Фрейгер фон Хаммерштайн, Фрейгер фон Фрич и будущий фельдмаршал фон Бок, в свое время достигли высших степеней профессионализма.

Обучение предполагало также временное откомандирование в различные рода войск. Я провел некоторое время в Страсбурге в Саксонском пехотном полку и в Трире в полевой артиллерии. В результате я вновь столкнулся с проблемой франко-германских отношений в Саарской области, а на третьем году моего пребывания в Военной академии мне удалось провести длительный отпуск во Франции для усовершенствования своего знания ее языка и народа. Из ста пятидесяти офицеров, выдержавших трехлетний курс обучения, для испытательной годовой службы в Генеральном штабе отбиралось только тридцать или сорок человек, причем принятия решения следовало ожидать шесть месяцев. На это время мне полагалось возвратиться в свой полк. Однако мой полковой командир в Дюссельдорфе, фон Пелет-Нарбонн, принявший командование 1-го полка гвардейских улан, квартировавшего в Потсдаме, затребовал моего перевода в свою новую часть. Я был ему весьма благодарен, поскольку это означало, что в случае моего назначения в Генеральный штаб семья моя будет находиться недалеко от Берлина.

1 апреля 1911 года мне сообщили, что я допущен к исполнению обязанностей в Генеральном штабе. Следующие два года были, вероятно, самыми счастливыми в моей жизни. У нас был очаровательный дом в Потсдаме, напротив Мраморного дворца – резиденции кронпринца и его супруги, – и я мог совмещать работу в столице с приятной жизнью в пригородном гарнизонном городке. Фельдмаршал граф Шлифен, который командовал 1-м полком гвардейских улан до того, как стать начальником Генерального штаба, встретил меня с особой теплотой, чрезвычайно довольный, что молодой офицер из его старого полка принят в Rote Bude ^[5], как называли здание Генерального штаба на Кёнигсплатц.

К тому времени, когда я приступил к исполнению своих обязанностей, Шлифен уже был заменен Мольтке-младшим, племянником великого фельдмаршала. Сперва я был назначен в 10-й отдел австрийского отделения.

На самом деле оставалось очень мало секретов, касавшихся Дунайской монархии, поскольку существовала практика постоянных обменов штабными офицерами, а австрийский главнокомандующий, генерал Конрад фон Гетцендорф, пользовался доверием всего германского Генерального штаба, хотя его взгляды на неизбежность войны с Россией, как следствие ее агрессивной панславянской политики, не разделялись Берлином.