Билли зажмурился до пятен в глазах. Оказаться бы сейчас там, в безопасности.
Или позвать Долорес? Она не услышит. Билли вдруг ясно представил, как Долорес сидит перед телевизором – застывшая в безвременье пластиковая статуя, лицо без всякого выражения. Разбитое сердце можно спрятать только под водой, снова услышал он папин голос.
Но я же, беспомощно подумал Билли… Он заставил себя разжать пальцы, вцепившиеся в край одеяла. Призрачный силуэт шкафа белел в темноте, словно куда-то плыл. Если быстро встать и пробежать до двери, повернуть ручку и выскочить в коридор… Билли страстно пожелал, чтобы там был свет. Но света в коридоре не будет, только синеватые отсветы работающего на первом этаже телевизора.
Проем двери и темнота будут за спиной – в этот момент чудовища могут его схватить.
Нужно добежать до туалета, нажать выключатель, открыть дверь и оказаться внутри.
И он в безопасности.
Я оттуда до утра не выйду, подумал Билли. Пожалуйста, я хочу там оказаться.
Но на шкафу было Темное Пятно. Конечно, это может быть старая игрушка… или пакет с мячом… или коробка… или ничего, игра воображения.
Но на самом деле там ОНА.
Грязевая Жаба.
Холод пронзил Билли насквозь, кровь отхлынула от щек. Зачем, думал он в отчаянии. Зачем я слушал эту историю? Он поднял руку, согнул пальцы лодочкой и выдохнул, пытаясь уловить запах. Кажется, нет. Билли повторил. Дыхание пахло чем-то теплым и уютным.
Но была нотка… Затылок Билли заледенел. Кого он обманывает? Нотка гнили. Тот самый запах.
– К детям, что забыли почистить зубы, приходит она, – Долорес с ее легким акцентом, смешным и милым, вдруг в его памяти заговорила зловещим, мрачным голосом. – Грязевая Жаба. Она чувствует запах. Это запах пищи, застрявшей между твоих зубов и испортившейся там, вонь гниющих чипсов и шпината, запах шоколадки «хершис», что ты съел на переменке, запах кислого, когда ты хочешь пить на жаре, запах твоего страха, когда ты нервничаешь на уроке… Весь человеческий запах скапливается на твоих зубах к вечеру. И если ты тщательно не почистишь зубы щеткой с блестящими и жесткими щетинками, если не используешь зубную нить, чтобы убрать кусочки между зубов, если ты не убьешь запах клубничным вкусом пасты или мятным, – она придет.
Жаба придет ночью, когда запах нечищеных зубов особенно силен, скажет «квее», «квееее» и прыгнет тебе на голову. И ты задохнешься. Она огромная, жирная. Ты больше не сможешь дышать. К одному мальчику, который не чистил зубы три дня, пришла Жаба. И наутро он умер. Его нашли синим, с высунутым языком. Он задохнулся. Задушил сам себя, сказали копы. Но мы-то знаем…
Билли провел языком по зубам. Они не чувствовались гладкими и блестящими, как после чистки, они были шершавыми. Грязными. Теперь он не сомневался. Запах есть.
Он как-то смотрел передачу (на самом деле ее смотрела Долорес), и там ведущий рассказывал, что у акул очень тонкое обаяние. Они чувствуют единственную каплю крови за несколько километров. И приходят.
Выбора нет. Надо действовать. Он приподнялся. Если побежать быстро, быстро – мимо шкафа, к двери…
И добежать до туалета… Свет. Скорее бы мама с папой вернулись! Пожалуйста, пусть они вернутся с вечеринки прямо сейчас, взмолился Билли. Пожалуйста!
Он прислушался, надеясь уловить звук мотора папиной машины. Но кроме глухого бормотания телевизора и шума ветвей за стеной – вот они мелькают в окне – ничего не услышал. На счет три, сказал себе Билли. Три – хорошее число. Я смогу. Я…
Он подобрал под себя ноги.
Раз, он начал считать. Одеяло нужно откинуть в последний момент, перед прыжком.
Два, он приготовился. Плечи были ледяными и ненужными, как старые вещи.
Три! Он отбросил одеяло. Спрыгнул с кровати и побежал – мурашки разбегались по затылку и спине, словно вспугнутые муравьи.
Он перескочил через полицейскую машину, перепрыгнул, на мгновение коснувшись пальцами, мост, собранный из «лего», и помчался дальше. Шкаф справа, дверь в чулан за ним. Ступням холодно. Сердце билось с такой силой, что чуть не выскакивало из груди.
Билли бежал, пижама прилипла к телу от напора воздуха, он протянул руку, чтобы взяться за ручку. Всего пару шагов… она круглая и…
– КВЕЕЕ.
Он споткнулся, упал на пол, ударился коленями, попытался вскочить. Вот она, дверь.
– Квееее!
Билли замер, стоя на коленях, в глазах слезы, во рту пересохло.
Справа, с края глаза, темнело пятно. Над шкафом.
Билли медленно повернул голову, холодея до самых кончиков пальцев.
Шкаф. С желтым жирафом. И там… Билли моргнул.
Ничего. Там нет ничего, упрямо сказал он себе.
– Квеее! – сказала Грязевая Жаба. И прыгнула.
В последний момент, прежде чем наступила полная темнота, Билли увидел ее, распластавшуюся в воздухе, ее белесое мерзкое брюхо. Мочевой пузырь не выдержал, горячее хлынуло по ногам.
Билли открыл рот, чтобы закричать «Долорес!!»
– Доло!..
И в следующий миг чудовищная тяжесть обрушивалась на его голову.
Все исчезло.
* * *
– Доло…
Долорес вздрогнула и очнулась. Кажется, это был голос Билли? Нет? Она не помнила, сколько просидела так, не шевелясь и не моргая, словно в какой-то спячке, словно застывшая в капле смолы муха. Родриго подарил ей кулон на годовщину. Он был красивый: если смотреть сквозь него на солнце, идет теплый нежный свет. Янтарь, сказал Родриго. Смола миллионолетних деревьев. Этой мухе несколько миллионов лет, сказал он. Долорес до сих пор слышался его чуть хрипловатый, на надорванных связках, голос. Долорес нравилось доставать кулон и смотреть сквозь него на свет. Вернее, нравилось… до момента, когда однажды муха шевельнулась.
Почему она рассказала мальчику эти странные истории? Долорес не знала.
С того дня она жила в полусне. С того дня, как Родриго ушел – Долорес закрывала глаза и видела развороченную машину, сияющие в такт мигалки полицейских машин вокруг, раскаленный от солнца белесый асфальт и черные пятна. Кровь.
Родриго, хотела она позвать. Но вспомнила асфальт, пятна и прикусила губу. Кулон на груди был теплым… Янтарь всегда теплый, говорил Родриго своим надсаженным шелестящим голосом. Это память веков. Когда-то миром правили другие боги. Другие животные ходили под солнцем. Другие люди их убивали и ели. Другие люди убивали других людей и приносили их в жертву другим богам. Все было правильно, но по-другому.
Но сейчас кулон был ледяным. Долорес сжала его ладонью и вспомнила, что рассказала мальчику. Какие-то истории о животных, что живут во снах. Или это вудуисткие боги? С чего мне пришло в голову рассказывать это?
Надо проверить, как он там. Даже в забытьи серого равнодушия, в выцветшем мире, в котором она жила с того дня, мальчик был чем-то важным. Иногда она вспоминала, что он живой и теплый, смешной и забавный, и хитрит, и ластится, и пытается ее рассмешить. Интересно, он почистил зубы перед сном? Долорес с удивлением поняла, что не может вспомнить. Словно куски ее жизни исчезали каждый день, каждый божий день.