В потрясённой тишине Тиффани огляделась, тяжело дыша. Все глаза были устремлены на неё, а это всяко лучше, чем всеобщее побоище, верно?
— Очень хорошо, — проговорила она, как школьная учительница, которая почти довольна шумным классом. И хмыкнула, что обычно переводится как «Не забывайте, почти довольна». Она хмыкнула ещё раз. — Итак, кто мне объяснит, что здесь происходит?
Сержант даже руку поднял.
— Можно мне с тобой перемолвиться словечком наедине, госпожа?
Тиффани поразило, что он вообще способен говорить: его разум изо всех сил пытался осмыслить то, что сообщали глаза.
— Хорошо, следуй за мной. — Она резко развернулась, и стражники и Фигли аж подпрыгнули. — А пока нас не будет, никто — я говорю, никто! — даже не подумает раскапывать чужой дом или отрезать чужие ноги, это понятно? Я спрашиваю: это понятно?!
В ответ раздалось невнятное бормотание, состоящее из «да» и «ах-ха»; в хоре этом недоставало только одного-единственного голоса, на владельца которого Тиффани смотрела сверху вниз. Явор Заядло весь дрожал от ярости и уже припал к земле, изготовясь к прыжку. — Ты меня слышал, Явор Заядло?
Он свирепо зыркнул на Тиффани. Глаза его полыхали огнём.
— На энтот счёт я те, госпожа, ничо не стану обещавать, хоть ты и карга! Где моя Джинни? Где все остатние? Эти чучундры с мечами притопали! А зачем им мечи? Я жду ответа!
— Послушай меня, Явор, — начала было Тиффани, но тут же умолкла. По лицу Явора струились слёзы, он отчаянно дёргал себя за бороду, сражаясь с воображаемыми ужасами. Война казалась неизбежной.
— Явор Заядло! Я — карга этих холмов, и я налагаю на тебя гейс не убивать этих людей до тех пор, пока я тебе не повелю. Понятно?
Послышались грохот и треск: один из стражников без чувств повалился навзничь. Теперь девчонка ещё и разговаривает с этими тварями! О том, как их, стражников, убить! Они к такому не привыкли. До сих пор событий более волнующих, чем вторжение свиней в огород, в их жизни не случалось.
Большой Человек клана Фиглей замешкался: его мозг лихорадочно переваривал услышанный приказ. Да, этот приказ не подразумевал убить кого-нибудь прямо сейчас, но в нём, по крайней мере, крылась возможность сделать это в самом ближайшем будущем, так что в голове Явора прояснилось: кошмарные видения потускнели. Это было всё равно что удерживать голодного пса на поводке из паутинки. Но, по крайней мере, Тиффани выиграла время.
— Обрати внимание, к кургану никто не прикасался, — напомнила Тиффани, — так что, чего бы уж эти люди ни замышляли, сделать они ничего не сделали. — Она вновь повернулась к побелевшему как полотно сержанту и заявила: — Брайан, если ты хочешь сохранить своим ребятам руки-ноги, ты им сейчас же прикажешь очень медленно и осторожно сложить оружие на землю. Ваши жизни зависят от порядочности одного-единственного Фигля, а он с ума сходит от ужаса. Делай как я велю!
К вящему облегчению Тиффани, Брайан отдал приказ, и стражники, радуясь, что сержант велит им сделать в точности то, чего требует каждая клеточка тела, выронили оружие из трясущихся пальцев. Один даже поднял руки в общепринятом жесте, означающем «Сдаюсь!». Тиффани оттащила сержанта чуть в сторону от негодующих Фиглей и зашептала:
— Ты что такое творишь, идиот ты непрошибаемый?
— Приказ барона, Тифф.
— Барона? Но ведь барон…
— Жив, госпожа. Вот уже три часа как вернулся. Говорят, ехал всю ночь без остановок. И в народе чего только не болтают. — Сержант уставился на собственные сапоги. — Нас… нас… ну, в общем, нас сюда послали отыскать девочку, которую ты эльфам отдала. Прости, Тифф.
— Отдала? Отдала?
— Тифф, не я это сказал, — запротестовал сержант, попятившись. — Но ты ж знаешь, какие сказки сказывают. Ну то есть нет дыма без огня, верно?
Сказки, подумала Тиффани. Ну да, жила-была в стародавние времена злая старуха-ведьма…
— И значит, сказки эти про меня, да? Так я уже в огне или пока только дымлюсь?
Сержант неуютно потоптался и сел.
— Слышь, я ж только сержант, верно? Молодой барон мне приказал, так? А его слово — закон, разве нет?
— Там, внизу, может, и закон. А здесь, в холмах, решаю я. Посмотри туда. Да-да, туда! Что видишь?
Сержант поглядел туда, куда указывала Тиффани, и резко побледнел. Из земли торчали ржавые литые железные колёса и печурка с короткой трубой, отчётливо различимые, хотя вокруг, как всегда, безмятежно паслось стадо овец. Брайан вскочил на ноги, как будто невзначай присел на муравейник.
— Да, — не без удовольствия отметила Тиффани. — Могила матушки Болен. Помнишь её? Люди называли её мудрой женщиной, но им хотя бы хватало порядочности складывать о ней сказки подобрее! Взрезать дёрн, говоришь? Удивляюсь, что матушка Болен не восстала из земли и не укусила тебя за задницу! А теперь отведи своих солдат чуть подальше вниз по склону, а я тут всё улажу, ясно? Ещё не хватало натворить глупостей на горячую голову!
Сержант покивал. Не то чтобы у него был выбор.
Солдаты отошли, волоча за собою бесчувственного собрата по оружию и усиленно делая вид, что они, стражники, всего-навсего неспешно удаляются прочь, а вовсе не удирают со всей доступной скоростью. Тиффани опустилась на колени рядом с Явором и понизила голос.
— Послушай, Явор, я знаю про потайные туннели.
— Какой угрязок болтанул тебе про потайные туннели?
— Я — карга холмов, Явор, — примирительно промолвила Тиффани. — Как мне не знать про туннели? Вы же Фигли, а какой Фигль согласится спать в доме с одним выходом, а?
Явор понемногу успокаивался.
— Ах-ха, тут ты дело гришь.
— Тогда могу я попросить тебя сходить и привести юную Амбер, пожалуйста? Курган никто и пальцем не тронет.
Мгновение поколебавшись, Явор Заядло впрыгнул во входной лаз — и исчез. Вернулся он не сразу, за это время Тиффани успела сходить и собрать с помощью сержанта брошенное стражниками оружие, чему весьма про себя порадовалась, а когда Явор вынырнул на свет снова, его сопровождало ещё множество Фи-глей и кельда. За ними с явной неохотой следовала Амбер: она нервно заморгала в ярком свете дня и пробормотала:
— Ох, раскудрыть!
Тиффани, сама понимая, сколько фальши в её улыбке, промолвила:
— Амбер, я пришла забрать тебя домой.
«Ну, по крайней мере, у меня хватает ума не ляпнуть что-нибудь в духе “Ты ведь рада, деточка?”» — утешила она себя.
Амбер обожгла её свирепым взглядом.
— Я тудыть не возвернусь, — объявила она, — и могёшь свои словеса запхнуть туда же, куда мартышка — прыгалку.
«И я тебя не виню, — думала про себя Тиффани, — но сейчас я изображаю из себя взрослую, и мне приходится говорить разные взрослые глупости…»