Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - читать онлайн книгу. Автор: Хадлстон Уильямсон cтр.№ 72

Мы все собрались в своих вагонах. Поезда Деникина и Богаевского ушли на Крымск утром, а мы должны были отъехать ночью. День-деньской потоки беженцев, в основном калмыков, лились через окраины города, в который им было запрещено входить из опасения истощения и так уже быстро уменьшавшихся запасов продовольствия.

Их судьбе было суждено стать такой трагичной, и в финальном крушении белых армий, понимая, что им предназначено быть уничтоженными за свои антибольшевистские симпатии, калмыки направлялись на юг огромными колоннами, забирая с собой свои семьи в небольших повозках с навесами. Всех их перехватили и перерезали красные.

Я переходил через железнодорожный мост, протискиваясь сквозь толпы людей, которые шаркали ногами и спешили мимо меня в своей безнадежной попытке уйти на юг, когда вдруг увидел знакомое лицо. Поначалу я не мог поверить своим глазам, но сомнений в подлинности обладателя этой личности не было. Это был Ангус Кемпбелл, который со времени своего отъезда на юг шесть месяцев назад из-за заболевания тифом, как я воображал, выздоравливал в уюте своего шотландского дома. Сейчас он вновь выглядел вполне нормально и, возможно, пробирался назад в Россию под личиной гражданского человека, надеясь принести некоторую дальнейшую пользу людям, чье дело он верно продолжал. В тот момент он пытался взять с собой одного из наших переводчиков – Виктора Блохина – и его брата в Шотландию. У меня было лишь несколько минут на то, чтобы переговорить с ним, поскольку он сразу же ушел, и у меня не было больше новостей о нем, пока он не добрался до Принкипо на одном из кораблей с беженцами.

К этому времени было почти невозможно получить надежные вести с фронта, но донских казаков отбросили на юг от Тимашевска, и пока их главные силы отходили на Екатеринодар, рассеянные части на левом фланге пытались перейти замерзшие болота на реке Кубани в западном направлении. Вместе с ними смешались остатки корпуса Кутепова из Добровольческой армии. Вначале Ставрополь, а потом Кавказская и Армавир были взяты красными, было уничтожено множество людей, и теперь пути для поставки горючего, столь необходимого для железных дорог, были перерезаны. Вопреки ожиданиям, Терский корпус Улагая ничего не добился, а кубанские казаки окончательно подняли руки вверх. Это была окончательная катастрофа. Не оставалось ничего более.

Примерно в 6 часов вечера 12 марта мы в последний раз выехали из Екатеринодара и на следующее утро приехали в Крымск, который должен был стать следующим сборным пунктом для последней обороны холмов, окружающих Новороссийск. Рылись траншеи, немногие дезорганизованные войска были дислоцированы на позициях, и было это всего лишь чуть больше, чем группка мрачных людей, оттаивавших свое замерзшее оружие. Нас встретили с еще худшими новостями. Вся местность к югу от железной дороги и до границы с Грузией кишела отрядами зеленых – дезертирами из обеих армий, грузинскими авантюристами и местными бандитами, – которые держали под прицелом железную дорогу и захватили Геленджик, блокировав Новороссийск с юга так близко, что могли совершать набеги на городские окраины и грабить склады под носом у британской миссии и местных русских защитников.

Возможностей у них было в избытке. На одном участке железная дорога была на протяжении 15 миль завалена обломками вагонов и грудами различных товаров. И никто не охранял это богатство, каждый брал оттуда все, что хотел. Грузовики с боеприпасами, которые давным-давно должны были быть у воюющих войск, были перевернуты, и их обломки все еще дымились. Еще больше банд зеленых занималось грабежами впереди поездов, мчась верхом рядом с путями и стреляя во все вагоны. Как только поезд остановился, ему наступал конец, набрасывались бандиты, убивая и грабя, даже срывая одежду со спин пассажиров и выбрасывая людей на снег, чтоб они там замерзли до смерти. С каждым днем они становились изощреннее и даже нападали на движущиеся поезда, вызывая их крушение для грабежа всего содержимого, и разбитые, сожженные вагоны и крытые вагонетки лежали вверх колесами рядом с насыпью. Уцелевшие пассажиры продолжали свой путь пешком, присоединяясь к длинным колоннам людей, бредущих на юг сквозь вьюгу.

Несомненно, вести обо всем этом производили отрицательный эффект на боевой дух отступавших групп казаков и Добровольческой армии, которые стекались в Новороссийск под непрерывным давлением красных кавалерийских корпусов. Помимо этого, толпы беженцев уже пытались войти в город и поглощали запасы продовольствия сразу же, как только они высаживались на причалы, и мешали передвижению войск. Вестибюли всех гостиниц были полны спавших на полу людей, а продукты заканчивались, и городские толпы бандитов нападали на магазины и даже приставали к беженцам.

Было ясно, что ничто не может спасти Деникина и его силы, и оставалось лишь принять все возможные меры для защиты эвакуации его беженцев, складов и войск позади линии обороны Новороссийска, на которую британцы затратили столько хлопот. Был вызван на помощь Королевский военно-морской флот.

19 марта красные взяли Крымск, и, поскольку всякое дальнейшее сопротивление вокруг Новороссийска прекратилось, наши вагоны были подогнаны к причалу, и в штабе миссии начались совещания по плану немедленной эвакуации.

Новороссийск, когда на него обрушился поток беженцев и разбитых полков, превратился в огромный лагерь несчастных голодных людей, приводящих местное население в ужас. Деникин был бессилен и даже ежедневно подвергался риску захвата, когда его поезд медленно пробивался через море людей, лошадей и машин. Во время долгого отступления погибло свыше 200 000 мужчин, женщин и детей от тифа и обморожения, целые поезда, включая их команды, умирали от лихорадки и холода.

Теперь эти огромные орды народа (причем некоторые из них долго брели через метель) вливались в Новороссийск, еле передвигая ноги, лишенные сил и слишком сломленные, чтобы сделать хотя бы попытку сопротивления. Те, кто пытался хоть что-то сделать, терялись в море раненых, больных и беженцев.

Стоял ледяной холод, яростный сильный ветер с берега пронизывал до костей эти голодающие чучела. Корабли были покрыты льдом, и шторм проносился сквозь жалкие укрытия беженцев, иногда даже снося вагоны с рельсов. Во всех углах валялись трупы, а госпитали в это время осаждали больные, замерзшие и голодные люди, для которых ничего нельзя было сделать, так что пораженные тифом люди оставались лежать там, где упали. Один русский полковник пролежал две недели в серванте, куда он забрался, когда заболел.

Тиф пожинал смертоносный урожай, и люди, жившие доселе в огромных домах, сейчас существовали в нищенских подвалах без каких-либо простейших удобств и санитарии, а в это время безразличные к этому люди ходили в отталкивающего вида кафе, которые расплодились для того, чтобы освободить их от последних денег.

Все были в отчаянии, потому что понимали, что, когда уйдут британцы, уже некому будет защищать их от сабель кавалерии Буденного. В заливе британские и французские военные корабли Empress of India и Waldeck-Rousseau посылали снаряды в направлении дорог, по которым приближалась красная конница, и удары пушек проносились по городу, действуя на барабанные перепонки и сотрясая стекла в окнах домов.