Завершив этот проект, Ай хвастался: «Я приказал вырубить статуи из камня и поднял их. Я построил корабль, перевез его вверх по реке и установил в великом храме, чтобы он существовал вечно, как небо».
Видимо, речь идет об одной из погребальных лодок, построенных для того, чтобы перевозить царей в подземный мир.
Все это происходило еще тогда, когда Эхнатон был мальчиком, а его родители были достаточно молоды, чтобы наслаждаться строительством. Двое детей, казавшихся гномами рядом с возвышающимися колоссами, должны были быть потрясены огромным изображением царя, который для одного был снисходительным отцом, а для другой – образом любящего царя-отца. Гигантские статуи египетских царей казались неправдоподобными лишь по размерам. На самом деле, как показывает изучение мумифицированных оригиналов, это были реальные портреты. Огромная голова Аменхотепа III, находящаяся в Британском музее, считается одним из лучших портретных изображений, сделанных древними египтянами. Эхнатона также изображали в виде колосса, о чем свидетельствуют головы, найденные в Карнаке.
От величественного погребального храма Аменхотепа III не осталось ничего, кроме основания из песчаника, обнаружение которого оказалось одним из величайших триумфов археологии, хотя все, что было построено в честь Аменхотепа, должно было, по его собственным словам, стоять «миллионы и миллионы лет».
В исполнение этого заказа Ай вложил все свое искусство.
Позади возвышающихся колоссов и перед входом в великий храм стояла украшенная драгоценными камнями стела, изображавшая Амона, со словами, которые должны были врезаться в сознание мальчика Эхнатона. Они были написаны его отцом, царем: «Мое величество возвело эти постройки (чтобы они существовали) миллионы лет, и я знаю, они переживут все, что бы ни случилось».
Эти слова царя Аменхотепа часто сравнивают с фрагментом, записанным Шелли, который приписывают царю царей Озимандиасу: «Вы, могущественные, смотрите на мои творения и отчаивайтесь!»
Кроме этого фрагмента ничего не сохранилось.
Ничего не осталось и от «вечного» храма, построенного Аем для царя Аменхотепа, кроме двух разбитых фигур колоссов в пустынном поле, дани славе великого царя и гению Ая.
Теперь таинственный Ай уже прошел большую часть своего пути к возвышению. Он стал самым могущественным человеком в Египте после царя. Он был царским писцом, жрецом, придворным, послом, хранителем царских архивов, командиром царских армий и главным архитектором.
Ай совмещал в себе множество личностей, он считался умнейшим человеком в Египте. Люди верили, что он, как пророк, может предсказывать грядущие события, что, скорее всего, было следствием его аналитического ума, знания людей и политики.
Но у него была и еще одна наиважнейшая обязанность – он был наставником Эхнатона.
Царь Аменхотеп и царица Тиу оказали доверие этому выдающемуся человеку, отдав ему на попечение своего сына. Вдумчивый мальчик являл собой будущее Египта, и это будущее, вместе с психическим и моральным развитием юноши, было передано Аю.
Аю доверено было воспитание наследника, а также подготовка Нефертити к ее великой судьбе.
Он был главным человеком в жизни двоих детей, они всегда находились при Ае, таинственном, безжалостном и неутомимо охраняющем их и свои собственные права.
Итак, в течение этих столь важных юных лет будущего царя он был советником и поверенным, учителем и той силой, которая исподволь управляла Египтом.
Вскоре мальчик и девочка достигли зрелости. В жарком климате Египта дети созревают быстро. Эхнатону и Нефертити необходимо было много учиться, чтобы вскоре они смогли исполнить свое великое предназначение. Фивы были городом тысячи наслаждений, но жизнь правителей состоит не из одних удовольствий. В качестве наследников им предстояло взять на себя огромную ответственность – как в браке, так и на троне.
Птичьи глаза бога Тота внимательно следили за всем происходящим в классной комнате дворца (позже такая комната будет и в Амарне), где мальчик-принц сидел склонившись над папирусами и табличками, а Ай, отрывая время от своих многочисленных обязанностей, возвращался к своей первоначальной роли писца и учил Эхнатона читать и писать, как и самого его учили, когда он был мальчиком.
Не исключено, что во время этих уроков рядом с мальчиком-принцем сидела маленькая и серьезная Нефертити, сжимая в руках свою собственную табличку для письма. Девочек из царских семей часто учили читать и писать, как позже в Амарне учили собственных дочерей Нефертити. Ее обучением занимался либо сам Ай, либо оно осуществлялось под его руководством. Это лишь предположение, однако вполне вероятно, что, подготавливая ее к будущей высокой роли, ей дали соответствующее образование.
Она была очаровательным, похожим на цветок ребенком, а честолюбие, с одобрения царя и царицы, было заложено в нее Аем. Пока же она была уступчивой и любящей, настоящее счастливое дитя. Лишь в далеком будущем обрушившиеся на ее голову несчастья выявят железный стержень внутри этой маленькой нежной девочки. Ай это предвидел. Он был ее учителем, советчиком и руководителем, он был человеком, который умел предугадывать будущее. Он знал, что путь Нефертити к власти лежит через стройного, как тростник, мальчика, который (в Египте женятся рано) уже избрал ее, чтобы разделить с нею свою жизнь и свой трон.
Жесткая и неумолимая власть Ая не позволяла Нефертити отлынивать от уроков. Не менее бдительно наблюдала за ней и жена Ая, чьей особой обязанностью было следить за воспитанием девочки. И хотя ее и называли главной царской няней, в действительности она была приставлена гувернанткой к Нефертити.
А еще был фиванский двор, который все знал, за всем наблюдал и изучал Нефертити. Ей предусмотрительно льстили, перед ней лебезили. Покровители должны были быть довольны, она продолжала расцветать, оставаясь столь же обаятельной и прекрасной. Но никто не следил за ней так пристально, как Ай. Она была частью его планов, а планы его были безграничны. Он знал, что этот заласканный прелестный ребенок является его пропуском к власти. За удобной позицией учителя Нефертити скрывались иные, более личные надежды на девочку, память о которых исчезнет на долгие века, но будет восстановлена благодаря свидетельствам, оставшимся на стенах гробниц.
Вряд ли Нефертити проводила в классе больше времени, чем это было необходимо для освоения начал письма и чтения. У нее были более важные занятия. Ускользнув от строгого наблюдения Ая и няни Тиу, ходившей за ней по пятам, она с удовольствием пробиралась в надушенные и роскошные покои царицы Тиу, где ее личный управляющий, личный писец (секретарь), рабы и сотни личных горничных суетились в веселом беспорядке, подготавливая властную и непостоянную Тиу к церемониальному (или частному) появлению на публике рука об руку с царем. Широко раскрытыми наивными глазами Нефертити впитывала подробности продолжительных ритуалов купания и одевания, всегда происходивших в присутствии публики и заканчивавшихся захватывающим дух зрелищем – водружением на обритую голову царицы короны с эмблемами двух Египтов. Весь ритуал проходил под звуки песен, музыки и веселой болтовни. Так, слушая дворцовые и будуарные сплетни, смышленая одиннадцатилетняя девочка узнавала значительно больше того, что должна была узнавать молодая царица в классе, под руководством Ая.