Третьяков - читать онлайн книгу. Автор: Анна Федорец cтр.№ 3

Как только у Захара Елисеевича Третьякова появилась возможность перебраться в Замоскворечье, он этой возможностью воспользовался. В районе, где концентрировались дома деловых людей города, жить было удобнее и ему самому, и подрастающим детям. По-видимому, была еще одна причина смены жилища. Л.М. Анисов пишет: «... с годами семья разрослась, дом стал тесен, и Захару Елисеевичу пришлось обзавестись новым»10. Но, вероятнее, дело в другом. У Захара Елисеевича появилось достаточно денег, чтобы приобрести прибыльную недвижимость. Если дом в Бронной вмещал лишь семью З.Е. Третьякова, то часть нового жилища на Замоскворецких землях купец начнет сдавать внаем уже на второй год после его приобретения11.

Сохранился документ о покупке Захаром Елисеевичем дома в Голутвине: «1795 года, марта, в четвертый надесять (то есть 14-й. — А.Ф.) день, лейб-гвардии сержанты Михайла и Александр Ильины, дети Павловы, в роде своем не последние, продали мы... московскому купцу Захару Елисееву, сыну Третьякову, и наследникам его крепостной свой на белой земле двор со всяким в нем дворовым-хоромным ветхим деревянным строением... Состоящий в Москве в... приходе церкви Николая Чудотворца, что в Голутвине на Бабьем городке и подле оного двора пустопорожную белую дворовую землю»12. Это был тот самый дом, где впоследствии родился Павел Михайлович.

Захар Елисеевич был женат дважды. От первой жены, Лукерьи Лукиничны, у него родилось пятеро детей, из них трое сыновей13. После ее смерти, в 1800 году, купец вступил во второй брак. Новая его супруга, Евдокия14 Васильевна, в 1801 году родила ему сына Михаила, в 1808-м — Сергея. Захар Елисеевич умер в июне 1816 года. Семье купец уже не 3-й, но 2-й, более высокой, гильдии оставил «... домик в Николо-Голутвине, пять смежных лавок на углу холщового и золотокружевного рядов и сумму денег, внесенную в Опекунский Совет по несовершеннолетию младших сыновей. Не будучи разделены, братья торговали порознь, каждый для себя. В 1830 году братья приступили к полюбовному разделу»15. Михаилу Захаровичу достался родительский дом и лавка в торговых рядах. А еще через год умер его брат Сергей. По завещанию, имущество Сергея отошло его единственному родному брату по матери — Михаилу16.

В том же 1831 году Михаил Захарович Третьяков женился на Александре Даниловне Борисовой. Его избранница была дочерью крупного коммерсанта, «именитого гражданина » Данилы Ивановича Борисова.

Существует мнение, что брак был не по расчету, но по любви. Данила Иванович не хотел отдавать дочь замуж за Третьякова: такой союз он считал неравным. Хотя оба они, Борисов и Третьяков, принадлежали к купеческому сословию, между ними пролегала финансовая пропасть. Старшие дочери Борисова ездили по городу в карете, запряженной четвериком, то есть пользовались сословной привилегией «именитых граждан». А у молодого Третьякова на протяжении нескольких лет не было собственных лошадей, да и торговля его «полотняными товарами» в рядах на Красной площади была не самым прибыльным делом. Тем не менее, приглядевшись к характеру жениха и к чувствам молодых, Борисов дал свое согласие на их брак. Во всяком случае... так гласит семейное предание¹⁷. Исследователь А.М. Анисов добавляет к этому, что Данила Иванович занимался экспортом сала в Англию18.

Документы этой версии не подтверждают. Так, в метрической книге о рождении в семье Третьяковых первенца (1832) одним из восприемников назван «корчевский 2-й гильдии купец Даниил Иоаннов Борисов»¹⁹. В таком случае имущественная разница между молодыми была не столь велика: судя по тому же документу, Михаил Захарович состоял московским купцом 3-й гильдии. Кроме того, несостоятельной оказывается версия, что Данила Иванович торговал с Англией. Право на ведение заграничной торговли имели лишь первогильдейцы или именитые граждане, но никак не купцы 2-й гильдии. Однако этот вопрос нуждается в уточнении по более надежным документам. Нередки случаи, когда священник, даже хорошо зная купца, ошибается, фиксируя его принадлежность к той или иной гильдии20.

Как бы то ни было, брак Третьякова и Борисовой положил начало крепкой, дружной семье.

Если о личности деда и прадеда Павла Михайловича ничего определенного не известно, то сведения о его родителях память потомков, к счастью, сохранила. К счастью, поскольку очень трудно понять особенности характера человека, ничего не зная о тех, кто его родил и воспитал.

Александра Даниловна Борисова родилась в 1812 году, «при французе», в разгар войны России с наполеоновской Великой армией. Любопытно, что девица из купеческого рода «... получила образование, даже брала в молодости уроки на фортепиано»21. А.П. Боткина, дочь Павла Михайловича Третьякова, пишет, что бабушка «мило играла на фортепиано и по желанию отца (П.М. Третьякова. — А.Ф.) играла перед гостями». Обучение купеческих детей музыке, тем более у частных преподавателей, — явление для 1820-х годов исключительное. Очевидно, вместе с музыкой девице Борисовой была привита тяга к культурной жизни. Так, она обожала театры, наперечет зная всех хороших актеров. Уже в глубокой старости сыграла внучкам полонез Огинского так, что тот врезался им обеим в память: «сыграла... наизусть, с ритмом и чувством, и на нас эта пьеса произвела большое впечатление». Тем не менее не стоит переоценивать полученное Александрой Даниловной образование: ей был привит навык чтения и письма, скорее всего, она была обучена торговому делу, но всю жизнь писала «с запиночкой»22.

Вот словесный портрет Александры Даниловны, находящейся уже в преклонном возрасте: «Языков бабушка... не знала, но немного понимала или догадывалась. Была она некрасивая, с громадным, умным лбом, маленькими серыми глазами, горбатым носом и выдвинутым, вероятно к старости, подбородком. Росту она была выше среднего, фигура была представительная. Одевалась она прекрасно: с утра в корсете и носила на голове великолепные наколки, большие, светлые, из лент и кружев, спускавшихся на плечи. Была стильная. Казалась она строгой и недоступной. Ее прекрасный портрет работы Репина, написанный в бытность жизни его в Москве, в начале 80-х годов, висел в галерее. Портрет этот передает бабушку целиком»23.

В отличие от Александры Даниловны, ее супруг портретирования не любил. После Михаила Захаровича Третьякова не осталось ни одного портрета, ни писаного, ни дагеротипного. Возможно, виной тому было суеверное опасение, что картина «отбирает » часть души — подобное суеверие было тогда широко распространено. Отсутствие изображения Михаила Захаровича отчасти восполняется некоторыми фактами биографии купца, сохранившимися в документах, а также небольшими словесными набросками, изложенными на бумаге его родными и знакомыми.

Михаил Захарович Третьяков в течение нескольких лет (в промежутке приблизительно с 1842 по 1847—1848 годы) состоял при Николо-Голутвинском храме церковным старостой²⁴. Этот факт говорит о личности предпринимателя едва ли не красноречивее любых мемуарных свидетельств. Должность церковного старосты была почетной, зато и хлопотной, и связанной с большим количеством ограничений. Ее мог занять лишь человек не моложе 25 лет, известный своей преданностью христианскому вероучению. Он не должен был состоять под судом или следствием; не могла на нем «висеть» и опека за расточительство. Будущий староста должен был быть готов к ведению сугубо хозяйственных дел, нередко связанных с большими расходами на поддержание церковного быта. Староста из своего кармана финансировал все строительные работы, следил за их выполнением. Он поддерживал в исправности как само здание, так и его внутреннее убранство: следил за наличием в храме лампад и подсвечников, за своевременным поновлением иконостаса, за пополнением ризницы и церковной утвари. Другими словами, принимал личное, притом весьма деятельное, участие в жизни всего прихода.