Третьяков - читать онлайн книгу. Автор: Анна Федорец cтр.№ 2

И наконец, основой основ была приверженность православию. Именно на ней зиждилась и патриархальность, и «русскость» отечественного купечества. Как ни парадоксально, именно в среде торгово-промышленного люда, ворочавшего крупными капиталами, православное мировоззрение сохранялось дольше всего. Европеизированной дворянской верхушке было не до него. С XVIII столетия и вплоть до начала XX века она металась в поисках значимых для себя ценностей, то уходя от православия в сторону масонства, католичества, нигилизма, то возвращаясь в лоно родной Церкви. Ценностные ориентиры купечества были гораздо более устойчивыми. Важнейшими составляющими жизни купца и в середине XIX столетия оставались крепкая православная вера, большая дружная семья и чувство сословной общности, принадлежности к определенному социальному кругу.

Крупный государственный деятель, сам купец по происхождению, А.И. Гучков отмечал, что русское купечество было средой, закрытой от любопытных взоров извне. Вот его слова: «... даже если кто-то из этого сословия становился очень знаменитым человеком — допустим, П.М. Третьяков, — то о купеческой стороне его жизни, жизни его семьи известно несоизмеримо меньше... Разумеется, в определенной степени в таких аномалиях повинны и сами купцы, купеческое общество. Вплоть до реформ 60—70-х годов и позже ощущалось какое-то стремление к самоизоляции — не полной, но частичной. Существовали своего рода рамки “дозволенного” »2. Начиная с 1860-х, верхушка купеческого сословия стремительно европеизируется и, по выражению исследователей предпринимательского класса, одворянивается, — то есть приобретает черты элитарного образа жизни, теряет органически присущую ей связь с народом. Но происходит это довольно медленно: еще в начале XX столетия предпринимательский класс в массе своей чтит устои предков и живет привычными для православного человека ценностями.

Советская историческая наука, при всех ее очевидных плюсах и достижениях, мало интересовалась человеком. Масштабные процессы и великие исторические деяния были гораздо более важны для нее, нежели личностные особенности одного человека или группы людей. Для исследований той поры не было редкостью жесткое отделение деяний великих людей от их духовной сути. Все богатство внутреннего мира зачастую сводилось к социальному происхождению и списку конкретных деяний, нашедших зримый отпечаток в ткани материального мира. Благодаря такому подходу возникли новые «советские каноны» в изображении тех или иных исторических личностей. Обладая определенной ограниченностью, подобный подход все же позволял ученым советского периода изучать... «неудобных » с точки зрения власти людей. Но сейчас его односторонность очевидна. В частности, по итогам подобной «реконструкции » сложился определенный образ Павла Михайловича Третьякова: человека до кончиков ногтей светского, едва ли не интеллигента, который живет только интересами светского искусства. Немыслимо думать, что такой человек может вести богатую духовную, тем паче религиозную жизнь.

Советская эпоха прошла. Канули в Лету ее представления о том, что важно и что не важно в историческом процессе. Однако продукт ушедшей эпохи в виде мифического образа П.М. Третьякова остался. Робкие попытки современных ученых переломить ситуацию особых результатов пока не приносят. Образ Третьякова-интеллигента, Третьякова — покровителя бунтарей-передвижников все еще занимает умы отечественных умников. Однако... хотелось бы верить, что недалеко то время, когда этот образ будет вытеснен другим, более соответствующим исторической действительности. Образ Третьякова православного, Третьякова-интеллектуала, Третьякова-созидателя. Творца, который ни в коей мере не являлся ниспровергателем основ, а, напротив, во многом способствовал появлению новых земель под изменчивыми водами русской культуры.

Важно понимать: судьба самого Третьякова ничуть не менее интересна и поучительна, нежели судьба его детища. По сю пору биография Павла Михайловича служит всего-навсего строительным материалом для возведения величественного здания биографии Третьяковской галереи. Пора бы истории самой галереи послужить кирпичиком для персональной истории этого великого человека. Ведь в жизни подобных людей, быть может, свыше закладываются некие «притчи», уроки для верующих и неверующих...

Именно таковы причины, по которым автор этих строк обратил особое внимание на внутренний мир Павла Михайловича, на его семейство и его отношение к Церкви. Названным темам в книге отдано значительное пространство — по необходимости. Требовалось взяться, наконец, за работу, которую всё равно придется делать, чтобы понять Третьякова во всей цельности его натуры.

РОД ТРЕТЬЯКОВЫХ. ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ ГОДЫ ПАВЛА МИХАЙЛОВИЧА

Павел Михайлович Третьяков родился 14 декабря 1832 года в Москве, в приходе церкви Николая Чудотворца в Голутвине. Он происходил из старинного, но небогатого купеческого рода Третьяковых и был москвичом в четвертом поколении.

Третьяковы — и это важно подчеркнуть — были династией глубоко православной3. Вера являлась неотъемлемой частью жизни представителей этого рода, и свет ее озарял всю их повседневную жизнь.

О первых двух поколениях семьи, проживавших в Москве, известно крайне мало.

Прадед Павла Михайловича, Елисей Мартынович Третьяков (1704—1783), был купцом города Малоярославца. Существование купеческого рода Третьяковых в этом городе традиционно возводится к 1646 году4. Современный исследователь Л.М. Анисов сообщает: «... Елисей Мартынович первым из Третьяковых перебрался в Москву в 1774 году, будучи семидесятилетним стариком. До конца своих дней он жил с женой Василисой Трифоновной и двумя сыновьями в купленном им доме на Бронной, в приходе церкви Иоанна Богослова»5. Это свидетельство нуждается в существенном уточнении. Е.М. Третьяков действительно прибыл в Москву в 1774 году, когда ему было 64 года6. Вместе с ним на жительство в Первопрестольную переехала его жена, Василиса Трифоновна (урожденная Бычкова), и два сына — Захар (около 1753—1816) и Осип Елисеевичи. В приходе Иоанно- Богословской церкви Бронной слободы семейство Третьяковых фиксируется лишь за 1783—1790 годы7, причем имя Елисея

Мартыновича в документах не упоминается. Где Третьяковы жили в 1774—1782 и в 1789—1794 годах, сказать трудно. Зато ясно, что собственный двор у них появился лишь в 1784 году: годом ранее они числятся как служители «господина офицера Ивана Калинина»8. Затем между братьями Захаром и Осипом Елисеевичами произошел раздел: если в 1784 году братья жили вместе, то в 1789-м Захар Елисеевич с супругой продолжает жить в Иоанно-Богословском приходе, на собственном дворе, а Осипа Елисеевича с ним рядом уже не видно.

В 1795 году семья З.Е. Третьякова переехала в другой район Москвы — Замоскворечье. «Из переписи Купеческой Управы 1795 года видно, что Елисей Мартынович и его жена умерли, Захар Елисеевич числился купцом 3-й гильдии и жил в собственном доме на Бабьем городке»9, или в Голутвине, — на замоскворецких землях.

Бронная слобода, так же, как и прилегающие к ней слободы и урочища, в XVIII, а потом и в первой половине XIX века, была районом дворянских усадеб и особняков. Здесь по ночам устраивались светские приемы, из постели вставали отнюдь не спозаранку, и даже воскресные службы начинались позже, чем в «купеческих» храмах. Торгового же люда среди владельцев окрестных дворов на Бронной было немного, а значит, мало было у купца возможностей пообщаться «семейно ». На землях же, лежащих к югу от Москвы-реки, еще с первой половины XVIII века стало селиться преимущественно купечество. Среди владельцев дворов и здесь было немало дворян — они были следующей по численности группой дворовладельцев после купцов. Но если в районе Бронной селились сливки аристократии, то дворянство Замоскворечья было не столь богато и родовито. Оно постепенно уступало свои позиции торговому люду. Здесь, среди «своих», купцу проще было наладить деловое общение, найти супругу для себя или для подрастающих детей и даже... соблюдать обыденный ритм жизни. Рано вставать, рано отходить ко сну.