Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Хислоп cтр.№ 28

Йоргос не мог покинуть город. Это рассматривалось бы как признание вины, как бегство. Да и есть ли смысл ехать в чужие края, где не будет ни семьи, ни друзей, ни прошлого? Так поступали только те, кому было что скрывать. Йоргос даже сам себя начал спрашивать, не виноват ли он. Увы, прав был его друг Леонидас, говоря: «Люди не желают слушать то, чего они не хотят услышать».

Тренер, извинившись перед Йоргосом, сказал, что ему придется уйти из команды, поскольку при таком отношении к нему других ватерполистов они не сыграются. Что ж, прежние товарищи по спорту добились немалых успехов: побеждали в национальном чемпионате, а трое даже участвовали в Олимпийских играх.

Йоргос устроился на работу в часе езды от города — в компанию, которая фасовала и экспортировала сыр фета. Он по-прежнему жил с матерью, но никогда не появлялся в центре Превезы. С апреля по октябрь по пути домой с работы он останавливался, чтобы поплавать в одиночестве на труднодоступном и потому пустынном берегу, а зимой ехал прямо домой.

Три года спустя после исчезновения Михалиса в церкви прошла служба. Прихожан собралось не меньше, чем на Теофании.

Так Йоргос и жил почти сорок лет — словно тень. Он существовал, но отсутствовал. Наверное, самым болезненным для него стал уход матери. Они никогда не говорили о случившемся, но Йоргос знал: она тяжело переживала, что невиновность сына не сумели доказать. Подозрение запятнало их семью с того январского утра. Это каждый день грызло Маргариту Зирас.

Йоргос посещал Теофанию ежегодно — тем самым он хотел обелить свое имя. В этот единственный день в году ему было важно высоко держать голову. За крестом теперь ныряли дети и внуки пловцов его поколения, но среди зрителей присутствовало немало свидетелей прошлого.

Он не мог попросить одного из облаченных в парчу клириков отпустить ему грех, ибо за ним не было никакой вины. Чтобы молить о прощении, ты сначала должен согрешить. Четыре десятилетия спустя он продолжал оставаться в одиночестве, чувствуя себя одновременно виноватым и невиновным. Преступником без преступления.

На нынешнем празднике Йоргос, как всегда, поглядывал на людей в толпе, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто знал бы его. В особенности избегал он тех, с кем соперничал в день исчезновения Михалиса.

Йоргос посмотрел налево и застыл. Он не в силах был оторвать взгляда от шеи человека, стоящего к нему спиной. Над воротником дешевого кожаного пиджака маячила вытатуированная морда дельфина. Человек с татуировкой был практически лыс, оттого рисунок на его шее бросался в глаза. Тем более у пожилых людей подобные «украшения» встречались редко, хотя и вошли в большую моду.

Дурное предчувствие накатило на Йоргоса мощной волной, по спине потекли струйки пота. Человек впереди носил полупрозрачные солнцезащитные очки и синюю кепку, козырек которой скрывал его черты. Он стоял с краю толпы. Неужели?.. Неужели это Михалис Никопулос — столько лет спустя? Рост вроде подходил, правда сложением он уступал прежнему Михалису — молодому атлету.

Был ли перед Йоргосом тот, кто, оставаясь невидимкой, сломал ему жизнь? Инстинкт говорил, что от этого типа в любом случае лучше держаться подальше. Йоргос попытался отойти в сторону, но дрожащие ноги не слушались его. Внезапно он столкнулся с каким-то человеком и узнал своего верного друга, с которым не переставал общаться со школьных лет. И надо сказать, Леонидас ни минуты не сомневался в невиновности Йоргоса.

— Йоргос… ти канеис? — спросил он. — Как ты?

Йоргос был бледен как смерть, и Леонидас озабоченно посмотрел на своего друга.

— Ты здоров? — не отставал он, прикасаясь к локтю Йоргоса.

— Ты же знаешь… — ответил тот дрожащим голосом. — Как всегда. А ты? Дети? Внуки?

— Ола кала, — улыбнулся Леонидас. — Все хорошо.

Крест только что кинули в море, и толпа чуть подалась вперед — посмотреть, как закипает вода у борта. Публики сегодня собралось больше обычного, и в последнее время голос священника усиливала специальная аппаратура. Молитва разносилась над водой, и Леонидасу приходилось кричать, чтобы друг понял его.

— Ты слышал?

— Слышал что? — прокричал Йоргос, приложив ладонь ко рту рупором.

— О старике Маркосе Никопулосе. Он умер вчера.

Услышав это имя, Йоргос вздрогнул. Он время от времени видел отца Михалиса, но избегал встречи с ним лицом к лицу.

— Его похороны…

— Сегодня?

— Сегодня днем. Только что видел объявление.

Значит, сын вернулся на похороны отца. В этом был резон. Только смерть кого-то из родных могла привести в город человека, пропавшего при вышеназванных обстоятельствах. Поэтому он не показывался на глаза, чтобы никто не знал о его присутствии, кроме самых близких. Йоргос теперь не сомневался, что человек, которого он видел, — Михалис Никопулос. Правда вышла наружу. Михалис жив.

Слезы покатились по лицу Йоргоса.

Леонидас недоумевал, глядя на него. Почему его друг так скорбит по отцу Михалиса? Что за этим скрывается?

Сердце Йоргоса разрывалось от почти непереносимого чувства облегчения. Вот оно, подтверждение его невиновности. Прощение.

Теперь он рыдал во весь голос, и Леонидас поддерживал друга, чтобы тот не упал.

Слова священника, словно мощная приливная волна, прокатились над морем.

© happykanppy/Shutterstock (размыв)

Ритуал Теофании был таким драматичным, неожиданным, ошеломляющим! Увидеть людей в море в январский день — в этом есть что-то сюрреалистическое. Эта картина всегда будет стоять у меня перед глазами: атлетические фигуры на морском берегу. Все действо происходит под музыку и молитвы, и мне вдруг захотелось, чтобы традиции Англиканской церкви были более красочными.

Я видел лишь затылок Йоргоса, и то издалека, но мне подумалось, что облик этого человека должен говорить о долгих годах непрерывных страданий. Многие десятилетия жить в тени дурных воспоминаний и невысказанных обвинений — какой это, право, тяжкий груз. Половина жизни Йоргоса прошла будто в подземелье, но возвращение Михалиса Никопулоса воскресило его, дало возможность второго крещения.

В какой-то момент, слушая этот рассказ, я сказал себе, что не должен позволять годам утекать без следа, я должен цепляться за жизнь, начать все заново… и с удвоенной энергией. Казалось, ласковая весна пришла раньше срока, в январе, и я чувствовал, что начинаю оттаивать. Алкионовы дни кружат голову, опьяняют ранним теплом, и Леонидас рассказал мне, почему их так называют. Согласно Овидию, Алкиона, дочь Эола, бога ветров, бросилась в море, когда утонул ее муж. Пара превратилась в зимородков — алкионов, и когда дочь Эола строила свое гнездышко на берегу, ее отец успокаивал море, чтобы защитить будущий выводок. Говорят, что такое затишье среди зимы благоприятно для гнездящихся в эту пору зимородков, но должен признать, что и мне оттепель подарила ощущение безмятежности. Я оставался в Превезе, наслаждаясь им, каждый вечер ужинал с Леонидасом и Дорой, которая, как хвастался ее муж, была замечательной поварихой. Она-то и решила подкормить меня. Я потерял несколько килограммов за недели, прошедшие после твоего несостоявшегося прилета, и одежда просто болталась на мне, но ко времени отъезда из Превезы я начал снова выглядеть здоровым.