В мае Оля защитила проект по информатике на «отлично». Она была единственной ученицей трех десятых классов, кто справился с коллективной задачей в одиночку.
В день защиты нежданно-негаданно Кузя появился в лицее. Он знал традицию: ребята пойдут в кафе – отмечать гамбургерами и фантой очередной пройденный этап учебы. Да, и они пошли, толпой, смеясь и выкрикивая на всю улицу молодые фразы. Но Оля даже головы не повернула в сторону Кузи, хотя Рома Гога твердил:
– Давай, старичок, и ты с нами! Давай, давай!
Кузя направился в сторону метро, на ходу бросив:
– Да я здесь случайно! Мимо ехал – заскочил!
Он легко сбежал в подземку, а Оля гордо шла по улице, и ветер трепал ее распущенные волосы короткими порывами.
…Подходило к концу еще одно лето, впереди у Оли был последний, одиннадцатый класс.
На даче накрапывали дождички, в лесах шло тихое, громадное, общее движение – росли грибы. Их было так много, что деревенские замучились таскать. Сначала молчали, по старой традиции, не говорили друг другу, где больше грибов растет, чтобы для себя, для следующей ходки сохранить. Но потом… Грибная волна оказалась мощной, сильной, обильной. Не волна, а настоящий девятый вал, только на лесной манер. Теперь только и обсуждали, где нашли да сколько, не успевали грибы обрабатывать, даже дарили друг другу полные корзины опят и подосиновиков.
Оля ходила в лес с отцом. Он шел чуть впереди, в резиновых сапогах, темно-синей болоньевой куртке, нес в крепкой руке корзину с белыми, которая под их тяжестью поскрипывала. Отец не брал других грибов – считал лесным сором.
Оля любила эти маршруты. Она знала: если отец рядом – она под защитой, никакая печаль не обожжет сердце. У отца был добрый, уверенный взгляд, всегдашняя полуулыбка, седая щетина на щеках. Еще Оле нравилось отсутствие лысины на его голове. У других отцов в их лицее – сплошные плеши и залысины, а у папы густые волосы с проседью.
Оля много говорила, бродя с отцом по опушкам и березнякам, вспоминала, как они давным-давно катались на карусели в парке; как отец, когда Оле исполнилось шесть лет, подарил дважды сказку Ершова «Конек-горбунок» – на день рождения и Новый год. Отец смущался, сбивал кривой грибной палкой мухомор, бормотал, что эта нелепица случилась, потому что у него было много работы и он все время о ней думал. «Прости, Олюнчик, больше не повторится». Но она восхищенно уверяла: «Папа, ты что, мне оба „Конька-горбунка" дороги, там же разные иллюстрации!.. А про первое сентября в первом классе забыл?» Родители стояли за оградой школы, как зверьки, во двор, кроме учеников и учителей, никого не пускали – боялись терактов. Оле стало жалко всех пап и мам, и она заплакала. Учительница и завуч никак не могли понять: что это с девочкой? И про то Оля напомнила, как однажды папа поругался с мамой, пришел к Оле в комнату, дышал глубоко, тяжело, словно раненый кит, сел на постель в ноги; а она родителей помирила, сказав маме, что папа – хороший…
У Оли была туча воспоминаний, за грибной поход все не перескажешь. Отец сел на упавшую толстую березу, поставил около ног полную корзину – отдых. Оля устроилась рядом, вытянув ноги.
– Пап, ты чего к нам в город перестал ездить? Всё мы к тебе! Разве не скучаешь?
– Скучаю, – ответил отец. – Но видишь, никак не получается, тут дел полно. Делаю дела, делаю и все о вас думаю.
Оля вздохнула. Он обнял ее, спросил:
– На твой день рождения приедете? Я ведь точно к вам не вырвусь.
Оля жарко пообещала:
– Да, конечно! В этот раз – заметано!
В прошлом году, восемнадцатого сентября, она с мамой не смогли приехать: Оля приболела.
Отец сказал, с полуулыбкой глядя на дочку:
– А вдруг и в этот раз простуда?
Оля:
– Не, пап, чесслово!
Уже третий год отец безвылазно жил на даче, что-то там постоянно ремонтировал, работал на компьютере – составлял программы для одной фирмы, которая неплохо платила. Мама часто к нему ездила – на день-два. В мамины отлучки Оля жила с бабушкой, та специально перебиралась на эти дня с «Речного вокзала» в центр, в квартиру дочери и внучки.
Последние летние каникулы завершались. Оля с мамой уезжали в город тридцатого августа. Приехало такси, отец грузил в багажник их сумки и Олин рюкзак. Оля, как всегда, помчалась на второй этаж к фломастеровому ангелу: «Жди, жди!» – и снова по лестнице вниз… Родители стояли обнявшись около машины, мамино лицо – на папином плече. Шофер курил рядом, деликатно глядя на дорогу. Оля со всего маху прижалась к отцу и маме, обняла их спины, втянула родительский запах: пахло маминым родным теплом, папиной курткой, сотни раз промытой дождем.
– Как я вас люблю, папочка и мамочка! – сказала счастливая Оля.
Они с мамой уже сидели в такси, оно медленно отъезжало от забора по луговине, по истончившейся за лето траве. Оля, повернувшись назад, смотрела на отца. Он махал рукой, немного скованно, стесняясь, улыбался, и, казалось, его крепкая фигура таяла в сереньком дождливом дне. Уже было не различить цвета брюк, сапог и куртки… Черты лица расплылись… Уже в воздухе не движение машущей руки, а некое жемчужное трепыхание…
Мельком Оля увидела, как мама отвернулась к окну и смахивает слезу.
– Мы же скоро вернемся, мам! День рождения, забыла? – сказала Оля.
– Да-да, – закивала мама, – помню, дочка.
5
Они с мамой сдержали слово – приехали за три-девять земель семнадцатого сентября, накануне Олиного дня рождения. Отец ждал – накрыл стол, топил баню, подмигивал Оле, что, мол, завтра жди сюрприз за сюрпризом!
В конце ужина отец подал на блюде красивый пирог, весь в сгущенке и колотом печенье, сказал, что рецепт этого чуда нашел в Интернете и вот, сподобился, создал суперпродукт.
Мама и Оля бросились целовать отца в обе щеки. Потом он посмотрел на часы и сказал, что пошел спать – завтра вставать рано. Так вот, за папиным тортом, за чашкой душистого чая, мама и Оля сидели у печки и смотрели на огонь. Как хорошо!
В полночь у Оли зазвонил мобильный. Она удивленно ответила:
– Привет, Кузь! Ты чего? Не спится в казарме?
– Труба, – хрипло сказал Кузин голос в трубке, – как тут у вас щеколда открывается?
– Что-что? – обалдела Оля.
– Выходи, встречай.
Оля взглянула на маму круглыми глазами:
– Ма! Кузя приехал!
Вот такие дела-делишки! Кузя в парадной форме, с аксельбантом через правое плечо, во влажной фуражке (осенний дождь виноват) предстал перед их глазами. Это было что-то невероятное, видение, чудо, черт знает что! Оля ведь уже забыла про Кузю, про его ночные послания, про его причуды – стельки, кроссовки, забавные рассказы, в которых Кузя – вечный герой. А он – тут как тут! Оля представила, как Кузя едет сюда, на их дачу, на двух электричках, а потом пешком по лесу и полю, потому что автобусы уже не ходят. Между прочим, темно, страшно, кто не верит, сами попробуйте так добираться! И это, это ради нее!..