— Не хватало!..
Нам с Горбылем быстро поднадоело ширять иглу в резину, и мы под шумок спрятались в маленькой, заброшенной комнатке, в народе называемой клизменной. Боря вынул из-за пазухи коробочку с дорожными шахматами, и мы, пристроившись на кушетке, начали партию. Минут через сорок незаметно вернулись в практикантскую.
Вокруг стола кружком стояли девчонки и с хохотом что-то обсуждали. Мы подошли. Оказывается, смеялись они над нами. Вернее, над тем, как нас нарисовала в своей тетради по практике Люда Потёмкина. Я лежал на кушетке, на боку, с поджатыми ногами, ну точно в той позе, когда больному ставят клизму, и лицо мое выражало блаженство, а Горбыль стоял около меня с кружкой Эсмарха, которая была уже в действии. Внизу красовалась надпись: «Уединенья час был сладок…» Мы сделали вид, что не поняли, над чем смеются наши девушки, и уселись в стороне на кроватную сетку.
— Ноги бы твоей Потёмкиной оторвать! — прошипел я.
— А почему ноги? Она что, ногами рисовала? — сострил Борька. — По-моему, очень талантливо. — И он одарил Людку лучезарной улыбкой.
Мне стало по-настоящему грустно, даже сердце защемило. Был друг — и нет друга. Беседуем мы теперь с ним в морге, в шахматы играем в клизменной, а после лекций идем в разные стороны. Потому что Людочку надо до дома проводить. И зачем только я с ним в училище поступил! Думал, всегда вместе будем.
Ровно через полтора часа Ираида Яковлевна навестила нас.
— Ну как? Усвоили? — спросила она, утомленным шаром опускаясь в кресло. — Хотя что тут усваивать…
— Ну, прямо снежная баба с ведерком на голове! Холодом от нее веет, — шепнул мне Горбыль.
— А сейчас усложним задачу, — услышал я через Борькин шепот голос Ираиды Яковлевны. — Мы пойдем в процедурную, и каждый введет своей напарнице или напарнику (кивок в нашу с Борькой сторону) подкожно в руку витамин. Будете заходить по двое, колоть друг друга и уступать место следующим.
Девчонки заохали. Кто-то пискнул:
— Ой, я боюсь!
— Ничего, не умрете! — ответила на это Ираида и повела нас в процедурную.
— Галя, покажи им, — приказала Ираида процедурной медсестре, а сама удалилась.
Галя несколько раз молниеносно с помощью пинцета собрала шприц и насадила иголку.
— Запомнили? — улыбаясь нам, как первоклашкам, спросила она. — Тут главное практика.
Мы стали собирать шприцы. Получалось неплохо, только Тамара Ян уронила поршень на пол.
— Шприц расстерилизован, отправляем на «грязный» стол, — спокойно пояснила Галя. — Ничего, Тамарочка, бери следующий.
Ободренная Тамара быстро собрала следующий шприц.
Потом мы учились набирать из ампулы витамин В12 и кололи друг другу.
Галя позвала Ираиду, доложив о наших успехах.
— Приглашайте больных из двадцать первой палаты на уколы, — приказала, входя в кабинет, Ираида.
Больных побежала приглашать Таня Конькова. Мы застыли в ожидании. Прошло минут пять. Ни Конькова, ни больные не появлялись.
— Ну и где больные? Где посыльная? — спросила Ираида, усаживаясь на твердый, неудобный стул, — кресел-то в процедурной не предусматривалось.
— Вот пойми их! То приходят раньше времени, просят скорее сделать укол, чтобы свободными быть, а то вообще не идут… — вздохнула Галя.
Ираида Яковлевна неожиданно прытко вскочила с места.
— А вот я их сейчас приглашу! — Она повернулась к нам и жестом велела следовать за собой.
Мы длинным хвостом потянулись за ней к двадцать первой палате.
В коридоре нам встретилась Таня Конькова.
— Они не хотят идти… — растерянно пискнула она.
— За мной! — скомандовала Ираида.
Она грозно шагала, и мне казалось, что белое ведерко на ее голове слегка покачивается. Без стука она вошла в палату, и мы ввалились за ней.
— Кочанов, вы раздумали у нас лечиться? — обратилась Ираида Яковлевна к пожилому мужчине, который с несчастным видом топтался посредине палаты.
— Ираида Яковлевна, я опасаюсь, ведь они же не умеют, — пробормотал Кочанов и посмотрел в нашу сторону. — Я же не подопытный кролик!
— Я вам сейчас выписку оформлю. И ваша язва желудка спасибо вам не скажет.
— А ты, Вулькинен, тоже кроликом боишься стать? — спросила Галя парня, безмятежно сидящего на своей кровати, — он жмурился и улыбался в усы.
— Вообще-то я согласен на опыт, — замурлыкал Вулькинен. — Только пусть его на мне проведет во-о-он та практиканточка. — Он кивнул в сторону Милы Потёмкиной.
— Ишь какой вострый! — засмеялась Галя. — Учтем ваши пожелания.
Ираида Яковлевна тоже улыбнулась, лицо ее стало вполне человеческим, даже добрым. Прямо бабушка-улыбабушка! Это было так неожиданно, что мы тоже все с готовностью заулыбались.
— А вы, Анатолий Дмитриевич, что-нибудь решили? — спросила она Кочанова.
— Так что ж тут решать. Не могу я выписываться.
— Хорошо, тогда пройдемте, — сказала Ираида Яковлевна.
И мы повели Кочанова в процедурную.
— Галя, загляни в тетрадь назначения, что там у нас для Кочанова? — спросила Ираида.
— Платифиллин внутримышечно, два кубика, — никуда не заглядывая, отрапортовала Галя.
— Хорошо. Укол будет делать Нелли Промокашкина.
— Кочанов, ложитесь на кушетку.
Тот послушно лег.
— Штаны спустите!
Кочанов молча повиновался.
— Приступайте, Промокашкина! — скомандовала Ираида Яковлевна.
Нелька ловко собрала стерильный шприц, насадила иголку. Галя подала ей ампулку платифиллина. Промокашка отбила кончик ампулы, уверенно набрала лекарство, смочила ватный тампон спиртом и подошла к кушетке.
— В левое полушарие коли: там у него меньше наколото, — посоветовала Галя.
— Я думала, полушария находятся в другой части тела, — сказала Ираида Яковлевна и снова из грозного снеговика превратилась в лукавую бабушку-улыбабушку. — Впрочем, это у кого как.
Мы рассмеялись.
Тем временем Нелька, протерев кожу спиртом, легко воткнула иголку и медленно ввела лекарство. Вынула шприц и приложила к месту укола ватку. Кочанов не шевелился. Промокашка испуганно посмотрела на Галю.
— Митрич, вставай, — сказала Галя. — То идти сюда не хотел, теперь уходить не желаешь.
— Всё уже? — удивился Кочанов. — А я и не почувствовал. — Он радостно вскочил с кушетки. — Спасибо, большеглазенькая!