Когда же это было? Вадим уже начал брать его с собой на рыбалку, но своей удочки у Руслана еще не было. И в тот день у Вадима посреди рыбалки сломалась вдруг удочка. Зацепилась за корягу, кажется, Рус уже не помнил. И было жалко хорошего дня, и Вадим смастерил из какой-то тряпки сачок. И они поймали им несколько окуньков и карася. Мелочь, конечно, но сейчас какая разница? Любой мелочи будешь рад.
Рус нашел четыре палки, оторвал от футболки четыре полоски ткани. Это было не так-то просто: футболка была новая и мокрая, провозился он долго. Связал палки крестом, продырявил в большом куске футболки дырочки и привязал его к палкам. Поднял, чтобы проверить: провисает ли ткань? Провисала как надо.
— Рус!
Он не обернулся.
— Что ты делаешь?
Рус молчал. Вот зачем она пришла? Ела бы свою шелковицу! Сейчас у него ничего не получится, и будет совсем паршиво. Лиза подошла ближе, встала у него за спиной.
— Рус…
— Что?
— Прости, пожалуйста, я не хотела кричать. Но я правда не могу плыть, у меня очень болит нога.
Рус молчал. Лиза опять готова была расплакаться. Необъятная, как сама Волга, простиралась перед ними Каришка. То ли склады, то ли бараки на том берегу стояли в воде почти наполовину. Дождь закончился, и небо посветлело, но было по-прежнему зябко.
— Я попробую поймать рыбу, — сказал Рус. — Надо только накопать червяков.
— Я накопаю! — с готовностью отозвалась Лиза.
— Ты?! — Рус чуть свой сачок не уронил.
Чтобы девчонка согласилась копать червяков? Да еще сама вызвалась? Он никогда таких не встречал.
— Разве девочкам не положено бояться червяков? — ехидно заметил он.
— Я же ненормальная, ты сам сказал, — улыбнулась Лиза.
Все стало почти как раньше. А может, даже чуточку лучше. В мокром лопухе Лиза принесла целый клубок самых разных червей, и, стоя в непривычно ледяной воде Каришки, Рус целый час пытался устроить пир глупым рыбам. Которых не было. Лиза пыталась его утешить:
— Наверное, надо вечером попробовать. Или рано утром. А может, они не любят дождь?
— Нет, скорее, их всех смыло.
Рус выбрался на берег. От голода его уже подташнивало. И было просто нереально холодно. А главное, футболку уже не вернуть. Лиза вдруг подошла сзади и обняла его.
— Буду сохранять твои 36,6.
— Мне кажется, у меня сейчас всего 10, — пробормотал Рус растерянно. Никогда в жизни его никто так не обнимал, даже мама. По крайней мере, он этого не помнил.
Резкий порыв ветра взрыхлил воду Каришки, тронул шары перекати-поля, прибившиеся к берегу, всколыхнул деревья. И тут же резкий солнечный луч прорезал тучи, скользнул по песку, по реке, удлиняясь, расширяясь. Еще секунда — и хлынуло через прореху в тучах солнце. Весь остров тут же вспыхнул сотнями огней. Светилась, искрилась, переливалась каждая капелька, каждый блестящий от воды лист, каждая вымытая травинка. Ветер погнал тучи за горизонт, как послушное стадо овец. От земли шел пар. Где-то в глубине острова запела одинокая птичка, тоненько, радостно; ей ответила другая, потом еще одна и еще. И скоро весь остров гремел птичьим щебетом.
— Надо же, какой оркестр, — усмехнулся Рус.
— Радуются солнцу.
Они сидели на берегу, смотрели на Каришку.
— Надо что-то делать, — сказал Рус.
— Я не доплыву.
— Может, я поплыву, а ты мне объяснишь, как дойти до деревни? И я позову на помощь. У Вадима есть лодка.
Лиза на него даже не посмотрела. Спина и шея у нее как-то сразу затвердели. Но она сказала спокойно, даже равнодушно:
— Конечно. Не сидеть же тут вечно.
Они помолчали.
— Как ты думаешь, сколько времени? — спросила Лиза.
Рус достал телефон.
— Половина первого. Батарейка садится…
— Связи нет?
— Нет.
Лиза вздохнула.
— Там все просто. Переплывешь, поднимешься на холм, спустишься с него. Потом вдоль картофельного поля, оно большое, я не знаю, сколько там топать. Потом будет сверток… там главное — не пропустить его, а то я не знаю, куда можно уйти. В общем, как поле закончится, надо сразу же повернуть налево, там еще такое дерево… ну, разлапистое. И по этой тропинке еще через лес ехать примерно… то есть идти… я не знаю сколько, Рус. Наверное, час. Потом будет кладбище, а за ним уже близко. А лес закончится — пойдут дачи. Ну, тут попросишь кого-нибудь, чтобы тебя до деревни подбросили.
Она говорила совершенно безучастным голосом. Равнодушным. Русу даже не по себе стало. Ей все равно, как он доберется? И что она тут одна останется? Вряд ли он успеет до темноты вернуться за ней! Конечно, он сразу же! Но все равно: до темноты — вряд ли.
— Ты не боишься? Ну, тут…
— Какая разница? Другого ведь выхода нет.
Она встала, сказала небрежно:
— Пойду вытащу велики из ямы. Надо же где-то спать.
И пошла, прихрамывая, ни разу не оглянувшись. И тут Рус понял. Она не верит! Не верит, что он вернется до ночи, что он успеет! Она думает, что он уплывет, и все! А ей придется тут ночевать! Одной!
— Лиз!
Она остановилась. Но не обернулась. Опустила голову.
— Ли, ну ты чего? Я же быстро, и сразу назад. — Он подошел, взял ее за руку.
— Конечно…
— Еще далеко до ночи, мы успеем, тебе не придется здесь ночевать и…
Рус замолчал. Какой-то странный звук послышался ему.
— Слышишь?
— Да.
Звук был такой, что мороз по коже. Будто ребенок плачет из последних сил, ни на что не надеясь. Они пошли на звук вместе, не расцепляя рук.
— Это кто-то живой так пищит, — шепотом сказала Лиза.
Они продрались сквозь кусты и увидели, что за иву на берегу зацепилось деревце — его, наверное, принесло рекой, — а на деревце сидит котенок.
Котенок был маленький, тощий, белый с серыми, дымчатыми пятнами. И какой-то чересчур глазастый. Из-за худобы глаза казались просто огромными — два зеленых прожектора.
— Ничего себе! — выдохнула Лиза. — Как ты сюда попал, кроха?
Рус подтянул деревце к берегу, снял с него котенка.
— Эй, не царапайся, зверь!
Он протянул котенка Лизе, потер царапину. Лиза подняла котенка за шкирку, под живот заглянула.
— Девочка.
— Как ты поняла? — удивился Руслан.
— Ну, как-как, — засмеялась она, потом смутилась. — Как обычно это понимают.
Руслан покраснел. Действительно, что за дурацкий вопрос!