Дневники матери - читать онлайн книгу. Автор: Сью Клиболд cтр.№ 57

Однажды утром за завтраком, когда Том взял пакет с апельсиновым соком, у него в руке порвалось сухожилие. Мы оба молча уставились на палец, который ничего больше не удерживал, а бессильно болтался на кисти руки. Том был бизнесменом, для которого не существовало рискованных проектов, мужчиной, который не имел ничего против того, чтобы по восемнадцать часов в день махать отбойным молотком, пока руки не начинали кровоточить, а теперь он не мог удержать в руке пакет сока в полгаллона. Этим муж был полностью раздавлен.

Постоянные боли и неуверенность в будущем означали, что он не может работать подолгу, как это требовалось от инженера-геофизика. Это только усилило наши тревоги по поводу финансов, особенно актуальные сейчас, когда уже не за горами были выплаты за колледж Дилана. Том не мог заниматься работой по дому, хотя в нашей полуразрушенной недвижимости еще многое нужно было починить. И он не мог выходить на свои любимые вечерние пробежки, которые позволяли мужу и держать себя в форме, и снимать стресс.

Нам всем требовалось средство получше для снятия напряжения. Между финансовыми проблемами, ухудшающейся болезнью Тома, своей новой работой и нестабильностью в жизни Байрона я чувствовала себя как капитан, ведущий корабль через шторм и убеждающий свою паникующую команду, что все будет хорошо. Вечером я чаще всего падала в постель уставшая до такой степени, что не могла даже почистить зубы, а потом лежала без сна, думая о том, что в нашей семье уже никогда ничего не наладится.

Такие потрясения — особенно проблемы с деньгами и ухудшающееся здоровье одного из родителей — являются факторами риска для возникновения депрессии и суицидального поведения у подростков, а их сочетание в особенности повышает риск.

Мы заметили, что Дилан вел себя с нами грубее, чем обычно. У нас в доме было очень спокойно. Никто не хлопал дверями, не кричал. Нашим мальчикам было запрещено препираться или ругаться в нашем присутствии или в присутствии других взрослых. Даже во время самых ужасных ссор с Байроном я гордилась тем, что мы оба сохраняли способность общаться друг с другом как цивилизованные люди. Будучи подростком, Дилан, конечно, демонстрировал нам свое плохое настроение и раздражение. Если я просила его вести машину помедленнее, он награждал меня длинным медленным вздохом и несколько миль вел машину в стиле пожилой бабушки за рулем, чтобы удостовериться, что я вижу, что он делает. «Не мог бы ты поменять свои простыни до того, как уйдешь?» — спрашивала я, и он почти незаметно закатывал глаза, поворачиваясь обратно, чтобы выполнить просьбу.

Мне не нравилось такое поведение, но я принимала его спокойно. Многим другим матерям приходилось сталкиваться с куда более неуважительным отношением. У Дилана все еще случались моменты, когда он был мил и ласков, поэтому мы не очень сильно о нем беспокоились. Когда я начинала переживать по поводу его перепадов настроения или раздражительности, он вдруг с радостью ехал со мной в город по делам или обедал со мной и Томом и заставлял нас смеяться так, что мы забывали обо всех своих огорчениях. Он не был ребенком, который доставлял родителям много беспокойства.

Пока не стал таким. Потому что в том году, как будто бы было недостаточно проблем с Томом, Байроном и забот о деньгах, у единственного члена семьи, который, казалось, вполне благополучно шел по жизни, начались свои собственные беды.

В сентябре Дилану исполнилось шестнадцать. Когда мы с Томом предложили ему устроить вечеринку, он пробормотал: «Ребята, я не хочу делать из этого большое событие». Но шестнадцатый день рождения — это особая дата, и мы с Томом хотели сделать ее значительной для Дилана.

По нашей семейной традиции мы ходили в ресторан по выбору именинника. В том году Дилан выбрал ресторан барбекю, оформленный в стиле классических фильмов сороковых годов. Байрон не нашел никого, кто бы мог подменить его на работе. Хотя нам и не нравилось, что он пропустит празднование дня рождения своего брата, мы были рады, что он старается вести себя на работе правильно и поддержали его решение не приходить. Мы с Томом решили сделать Дилану сюрприз, пригласив его друзей Эрика и Ната к нам в ресторан (Зак тоже работал в тот вечер).

Увидев своих друзей, Дилан был искренне удивлен. Так удивлен, что ему потребовалась половина вечера, чтобы прийти в себя и начать получать от удовольствие от их компании. Я очень сочувствовала ему. Сын расстраивался из-за малейшего напряжения в общении, хотя для Ната и Эрика наше общество было куда менее стесняющим, чем для него. Дилан знал о нашей нетерпимости к грубости и неаккуратному поведению за столом и, возможно, волновался о том, как его друзья будут себя вести. Но постепенно он расслабился и с юмором поблагодарил нас за то, что мы не обратили внимания на его протесты и устроили ему сюрприз. Но резкие колебания то вверх, то вниз в нашей жизни только начинались.

Позже в том же месяце Дилан проснулся посреди ночи от ужасной боли в животе. Болело так сильно, что мы отвезли его в отделение скорой помощи, где исключили как аппендицит, так и любые другие заболевания. Озадаченные врачи выписали сына домой, так как казалось, что он полностью выздоровел. Уже потом я узнала, что необъяснимые соматические симптомы, в частности, боль в животе, могут быть признаками депрессии.

Затем, два дня спустя, в начале октября 1997 года Тому позвонили из школы. Дилана отстранили от занятий. Для нас эта новость стала настоящим шоком. Наши мальчики еще никогда не получали никаких дисциплинарных взысканий в школе.

Дилан интересовался работой серверов и администрированием сетей, и один из учителей попросил его и Зака помочь в поддержке компьютерной системы школы Колумбайн. Копаясь в ней, мальчики обнаружили список кодов от дверей шкафчиков. Дилан открыл и закрыл пару шкафчиков, просто чтобы убедиться, что коды действительно работают, затем скинул информацию на диск и дал его Эрику. Зак пошел дальше и оставил записку в шкафчике бывшего парня его девушки. Мальчиков поймали, и завуч школы сообщил нам, что Дилан отстранен от занятий на пять дней.

Мы с Томом посчитали это наказание чересчур суровым. Дилан заслужил дисциплинарное взыскание за то, что натворил, он не имел права копаться в школьных записях. Но он просто открыл дверцы шкафчиков, чтобы узнать, может ли он это сделать, и снова закрыл их, не тронув ничего внутри. Том особенно ощущал, что такое наказание не покажет мальчикам, почему их проступок был неверным, и вызовет отчуждение от школы, тогда как им было бы лучше чувствовать свою связь с ней. Мы оба надеялись, что школа ограничится предупреждением или испытательным сроком вместо отстранения, и договорились о встрече с директором.

Встреча прошла не слишком хорошо. В правилах школы не было ничего, что хотя бы напоминало запрет на то, что сделали мальчики. Не имея никаких служебных инструкций, администрация решила наказать мальчиков так, как положено в случае, если бы они принесли в школу оружие.

Я была в шоке. То, что они сделали, казалось более близким к подглядыванию за девочками в душевой или к проявлению нечестности в учебе, например, к плагиату или списыванию. Я не уменьшала их вину (и ни в коем случае не считала, что подглядывать за девочками в душевой — это хорошо). Но мальчики не приносили в школу оружия и не делали ничего вроде этого.