Жизнь Джейн Остин - читать онлайн книгу. Автор: Клэр Томалин cтр.№ 39

Знакомство с Томом Лефроем при всей его непродолжительности стало очень болезненным, но в то же время и поучительным опытом для Джейн. Отныне не только в туманных грезах и не только из романов и театральных пьес — всем существом своим она знала, каково это быть очарованной опасным незнакомцем, чувствовать сердечный трепет и надеяться, вздрагивать от прикосновения и отводить смущенный взгляд… и страстно желать того, чего у тебя никогда не будет и о чем лучше не упоминать. Ее творчество много приобрело от этого знания, которое, как темный подземный поток, струится под гладкой поверхностью комедии.

Творчество — вот к чему она обратилась теперь. В то лето, которое последовало за отъездом Тома, жизнь в Стивентоне сильно изменилась в связи с тем, что Остины решили больше не брать учеников. Обитателей в доме осталось пятеро: четверо взрослых и маленькая Анна, что облегчало жизнь не только мистеру Остину, которому теперь не надо было преподавать, но и окружавшим его женщинам. Насколько стало меньше дел, связанных с приготовлением пищи, со стиркой и уборкой! У Джейн появилось больше свободного времени и личного пространства, и это, несомненно, подтолкнуло ее к тому, чтобы больше и тщательнее работать. Результаты оказались впечатляющими. В октябре 1796 года она начала роман под названием «Первые впечатления», а через девять месяцев, к следующему лету, он был завершен. Не позднее ноября 1797 года она вернулась к роману «Элинор и Марианна» и решила, что эпистолярная форма не вполне отвечает ее целям. Переход к прямому повествованию требовал изменения всей структуры романа и основательной его переработки, чем она и занялась зимой и весной 1798 года. Назывался он теперь «Чувство и чувствительность». В конце 1798-го — начале 1799-го она завершила черновой вариант «Нортенгерского аббатства», который поначалу назвала «Сьюзен». Эти четыре года она работала над тремя из ее основных романов. А ей еще не исполнилось и двадцати четырех.

Сложилась традиция, по которой Джейн читала домочадцам свои работы вслух. Мы легко можем представить себе, как писательница, прежде чем спуститься к обеду в половине четвертого или после вечернего чая в половине седьмого, сидит наверху, в своей комнатке с голубыми обоями, и проверяет диалоги героев вначале на собственный слух, вымарывая то, что смущало или отзывалось фальшью (как делает человек, когда он собирается читать другим). Исправления она делала всегда очень аккуратно, хорошим почерком, который она выработала из бережливости, поскольку бумага была очень дорогой. Благодаря ли этим исправлениям или привычке сочинять целые фрагменты в уме, но ее герои почти всегда разговаривают как живые люди — не прописными истинами, а так, как если бы они действительно обменивались сведениями, постигая или опровергая взгляды и чувства других, обижая, обманывая кого-то, с кем-то флиртуя, — отражая ту жизнь, которую им подарила Джейн. Будь это миссис Джон Дэшвуд, которая завидует чайному сервизу своих безденежных золовок («Сервиз куда роскошнее здешнего! Чересчур роскошный, по моему мнению, для любого жилища, какое подойдет им теперь. Но ничего не поделаешь…»), или добрая миссис Дженнингс, безрезультатно предлагающая оливки, игру в карты и отменное констанцское вино в качестве панацеи для разбитого сердца Марианны. Мы не знаем, допускали ли Остины-слушатели критику и замечания; известно лишь, что отцу, матери и старшей сестре хватало остроумия оценить то, что писала Джейн, и они видели, что ее многообещающие юношеские наброски и скетчи расцветают во что-то действительно исключительное.

Мистер Остин был такого высокого мнения о «Первых впечатлениях», что в ноябре 1797-го написал в Лондон издателю Томасу Кэделлу, спрашивая, не захочет ли тот издать роман. Этот Кэделл лишь незадолго перед тем унаследовал фирму своего выдающегося отца, издававшего Гиббона ^[105] и дружившего с доктором Джонсоном. Мистер Остин, учитывая репутацию отца и самолюбие наследника, счел небесполезным подпустить лести: «Сознавая, сколь большое значение имеет для книги выход в почтенном издательстве, я обращаюсь к Вам». Он не называет имени автора, просто сообщает, что «в его распоряжении находится рукопись романа из трех частей, длиной сопоставимая с „Эвелиной“ мисс Бёрни», и спрашивает, каковы будут издержки автора, если выпустить книгу за свой счет, или — какой аванс предложит издатель, «если после прочтения роман получит его одобрение»? Как видим, мистер Остин готов был и деньги выложить, если потребуется. Отправленное 1 ноября, письмо необычайно быстро вернулось обратно; на верхней части конверта значилось: «Отклонено; к возврату».

Ясно, что Кэделл не захотел утруждать себя прочтением романа, который предлагал ему какой-то неизвестный хэмпширский священник. Причиной этого издательского просчета послужила обычная лень. Правда, благодаря промаху Кэделла «Первые впечатления» были переработаны в «Гордость и предубеждение». Но если вы, как и я, верите, что и первый вариант романа был достаточно хорош (судя по мнению ее отца, а также и по другим юношеским работам Джейн), то вы также сможете допустить, что после первой публикации и успеха в том же 1798 году Остин вполне могла бы до 1800 года написать еще одно произведение, не хуже.

Сказал ли мистер Остин дочери о своем письме Кэделлу или нет — неизвестно, но попыток издать роман он более не предпринимал.

Так уж случилось, что на конец 1790-х годов и дочерям, и сыновьям Остинов выпали всевозможные жизненные потрясения и перемены. Некоторые из них промелькивают в сохранившихся письмах Джейн. Если за период с 1796 по 1801 год уцелело лишь 28 писем, то за очень важный для всех Остинов 1797 год — ни одного, поскольку Кассандра старательно уничтожила многие семейные архивы. Первое письмо, в котором упоминается Том Лефрой, по-видимому, сохранилось только по ошибке.

Принцип, которому следовала Кассандра, уничтожая или сохраняя письма, безусловно, отвечал ее собственным представлениям и добрым намерениям. Но в результате ее стараний создается впечатление, что жизнь младшей сестры была посвящена исключительно каким-то пустякам. Иногда письма напоминают комическую скороговорку. В них почти нет ни чувства, ни нежности, ни грусти. Они мчатся на всех парах, как если бы мысли Джейн с невероятной скоростью перескакивали с одного предмета на другой. Читателю нужно постоянно напоминать себе, что эти письма во многом не отражение настоящей жизни, а лишь ее сокращенная отредактированная версия. Она включает лишь попытки развлечь Кэсс различными происшествиями, преимущественно с другими людьми. За рамками остались те дни, когда Джейн чувствовала себя одинокой, те периоды, что были посвящены раздумьям, мечтам или сочинительству. Даже о погоде в ее письмах упоминается лишь применительно к различным занятиям, к окружающему обществу.

Что обращает на себя внимание в этих письмах 1790-х годов, так это огромное доверие и взаимопонимание сестер. В любых вопросах они полагаются только друг на друга, ни на кого другого. Например, когда летом 1796-го Джейн жила в Кенте у Эдварда и его жены Элизабет, она в письме спрашивала у сестры, сколько чаевых оставить слугам. Ей было проще письмом спросить совета у Кассандры, чем обратиться к брату и невестке! В другом письме она жалуется, что застряла в Кенте до тех пор, пока кто-то из братьев не соблаговолит сопроводить ее обратно домой, поскольку, разумеется, одна она путешествовать не могла. «Я очень рада пребыванию здесь, — пишет она в сентябре, — но с удовольствием вернулась бы домой до конца месяца». Пока же Джейн заполняла свое вынужденное пребывание в Кенте тем, что помогала другим дамам шить рубашки для Эдварда; «И могу с гордостью сообщить, — писала она, — что я самая аккуратная работница из всех присутствующих». Джейн не выражала протестов против шитья, как некоторые другие интеллектуалки, но она не могла не заметить, что, пока дамы сидели дома с шитьем, у мужчин было гораздо более увлекательное занятие — охота. Это вдохновило ее на такой пассаж в письме: «Говорят, в этом году невероятное количество птиц, так что, может быть, я еще подстрелю парочку…»