Жизнь Джейн Остин - читать онлайн книгу. Автор: Клэр Томалин cтр.№ 37

Джейн пишет: «Мистер Х. [Хиткоут] танцевал первый танец с Элизабет и затем вновь танцевал с ней, но они понятия не имеют о том, как произвести впечатление. Впрочем, льщу себя надеждой, что они извлекут пользу из трех подряд уроков, что я им дала». Она имеет в виду свое поведение с Томом Лефроем. Джейн называет его «мой ирландский друг» и дразнит Кассандру (которая и так уже побранила младшую сестру в предыдущем «милом длинном письме»): «Вообрази самое безрассудное и скандальное обращение друг с другом, вот именно так мы и вели себя — танцевали, а потом сидели вдвоем». Она так и сияет от восторга, провозглашая это, но затем признает: «…я смогу показать себя… еще только раз», ведь Том Лефрой уезжает вскоре после следующего бала. У них было только три бала, чтобы продолжить знакомство. Дядя и тетя Лефрой так «высмеяли его из-за меня», что теперь ему «стыдно появляться в Стивентоне», и он «сбежал», когда Джейн в последний раз приходила в Эш навестить миссис Лефрой. Очередной бал должен был состояться у самих Лефроев, в их доме священника в Эше, в следующую пятницу, 15 января.

Здесь письмо на какое-то время прерывается. Джейн вновь берется за него, чтобы сообщить еще кое-что о своем «ирландском друге». Дело в том, что, пока она писала, он явился с визитом. Так было принято: джентльмены навещали дам, с которыми танцевали, на другой день после бала. Тома сопровождал его кузен-подросток, тринадцатилетний Джордж. «Этот последний весьма преуспел в смысле хороших манер; что же до другого [т. е. Тома], у него есть лишь один недостаток, который время, я полагаю, совершенно излечит, — его визитка слишком светлая. Он большой почитатель Тома Джонса, а потому носит одежду того же цвета, что тот, когда был ранен».

Ссылка на «Тома Джонса» Филдинга — еще одна провокация Джейн. Речь идет о романе, в котором откровенно и с юмором подаются физическое влечение, внебрачные связи, незаконнорожденные дети и вкрадчивое лицемерие служителей Церкви, а грехи плоти объявляются гораздо менее значительными, чем низость духа рассудительных воздержанных людей. Сообщив Кассандре, что они с Томом Лефроем обсуждали эту книгу, она намекнула, какие свободные и даже смелые разговоры они вели. Она встает на сторону главного героя — «безрассудного и скандального» — против правильных благоразумных персонажей, которые являются его врагами в книге (и могли бы стать ее врагами в реальной жизни, поскольку многие были бы оскорблены в лучших чувствах, узнай они, что за непристойную книгу читает дочь священника). И с эффектным росчерком пера она откладывает свое письмо до следующего дня.

Кто еще был в стивентонском доме, пока она сидела и строчила свое послание сестре? Она не упоминает об отце, который, должно быть, читал, дремал или обдумывал завтрашнюю проповедь в своем кабинете, выходящем окнами в сад, или разговаривал с управляющим Джоном Бондом во дворе. Конечно, на кухне и в надворных службах суетились слуги, но сейчас они не настолько ей интересны, чтобы о них писать; впоследствии ситуация изменится. Из всех братьев дома находился только Генри. С ним приехал друг Джон Уоррен, знакомый Остинам с детства, поскольку он учился у мистера Остина. Ему без всяких церемоний отвели одну из комнат на чердаке, хотя он и стал теперь младшим преподавателем оксфордского Ориэл-колледжа. Он и Джейн были давними приятелями и накануне тоже танцевали друг с другом. После бала Остины оставили его в придорожной гостинице, чтобы он мог с утра пораньше поймать почтовую карету в город. (Джон вернулся в Хэмпшир через несколько дней и дал Джейн повод усомниться в прежнем предположении, что влюблен в нее, подарив ей собственноручно нарисованный портрет Тома Лефроя. Вот еще одно свидетельство, что взаимное увлечение Тома и Джейн привлекло всеобщее внимание и сделалось предметом обсуждений.)

Генри на следующий день должен был отправиться в Оксфорд, чтобы защитить степень магистра перед тем, как возвратиться в свой полк, находившийся в Челмсфорде. Он на самом деле не так уж сильно прикипел к милиции и иногда подумывал, не вступить ли в другой полк, вскоре отправлявшийся к мысу Доброй Надежды. (Джейн писала: «От всего сердца надеюсь, что он, как обычно, разочаруется в своем плане».) При всей любви к Генри она ясно видела неосновательность его притязаний и его непостоянство, хотя, может быть, и не знала о том, что одновременно он вынашивал совершенно другой план — сделаться священником в соседнем приходе, в Чотоне ^[101]. Генри был также вовлечен в запутанные финансовые дела: ему предстояло выплатить долг своему отцу и занять гораздо большую сумму у Элизы. В то же самое время он добивался внимания молодой девицы с хорошим приданым, дочери сэра Ричарда Пирсона, который заведовал морским госпиталем в Гринвиче. «Ох уж этот Генри!» — как однажды воскликнет Джейн по другому поводу.

Миссис Остин в письме дочери появляется лишь мимоходом: руководит переделкой нескольких старых бумажных колпаков, которые были затем «отданы», вероятно, деревенским детям. Кажется, это занятие было задумано, чтобы развлечь Анну в зимний полдень. Из остальных братьев Джейн упоминает только о Чарльзе. Ему исполнилось шестнадцать, он служил мичманом в Портсмуте под командой Уильямса, мужа их кузины Джейн (урожденной Купер). Фрэнк был в плавании в составе флота метрополии и, в частности, поддерживал дисциплину среди матросов, о чем вряд ли особенно распространялся в присутствии сестер. Запись в его вахтенном журнале, сделанная почти одновременно с письмом Джейн, гласит: «Шестнадцать матросов наказаны, получили по дюжине плетей каждый — за то, что отсутствовали на палубе во время вахты». Фрэнк был хорошим, исполнительным офицером, честно выполняющим свой долг.

Последний абзац письма, добавленный в воскресенье, — это обсуждение даты приезда Кассандры, а также тех новостей, что она сообщала сестре из Беркшира. Смерть ребенка кого-то из знакомых и карточные выигрыши-проигрыши упомянуты в одном предложении. Это объясняется не только недостатком места в конце листа, но и философским отношением Джейн к смерти. И она подписывает письмо: «…всегда твоя, Дж. О.».

То, что где-то в доме лежала завершенная рукопись «Элинор и Марианны», придает особое значение этой подписи. Более того, это единственное из сохранившихся писем Джейн Остин, которое она пишет совершенно как героиня одного из своих же первых произведений. На какое-то время она словно становится собственным персонажем, проживая короткий яркий период, когда женщина раздумывает над выбором спутника и взволнованно ощущает и собственную силу, и прелесть приключения. Мы не можем не думать о том, что на самом деле линия ее жизни развернется вовсе не в том направлении, в каком ей тогда мечталось, и что, как окажется, судьбой Джейн станет не Том Лефрой и не кто-либо вроде него, а рукопись, лежащая в одной из комнат. Не замужество, а искусство. И в своем искусстве она будет воссоздавать эту особую мимолетную пору в жизни молодой женщины с таким остроумием, таким психологизмом, что их с лихвой хватило бы не на одного писателя. Но, читая это ее январское письмо 1796 года, мы чувствуем, с какой радостью в тот миг она променяла бы свой гений на возможность выйти замуж за Тома Лефроя, и уехать в неведомую Ирландию, и жить там, воспитывая многочисленных детишек.