Мальчишки переглянулись, вздохнули, потупились… верилось плохо.
— Ладно. Сделаем вид, что сами. Дадим возможность вашему Косяку сохранить лицо.
Шнурок весело тряхнул вихрами.
— Видишь, Шнырь! Все она понимает! А ты говорил…
Я усмехнулась. Насколько я догадалась, сломавший ногу главарь, сначала гордо ругался, а потом, когда начал соображать, что может остаться или без ноги, или калекой, решил попросить единственного лекаря, который точно не откажет. Потому как дура.
Меня.
Рыба же, видимо, служила оплатой за прошлый раз и задатком за этот. Но не отказывать же?
— Ладно, пойдемте. Эх, опять мне рыбу самой чистить…
— А я ее снаружи вам подвешу, под козырек, чтобы кошки не добрались, — заюлил Шнурок. — А если хотите, буду вас обратно провожать, тогда и почистим…
Я махнула рукой. Судя по звездам, когда мы обратно пойдем, поспать уже не удастся.
— Ладно. Тогда и пожарим, и съедим.
Мальчишки не возражали.
* * *
Главареныш лежал там же, где и в прошлый раз. Только сейчас вид у него был куда как хуже. Белое лицо, прокушенная губа, слез, правда, нет, но ему определенно больно. И нога…
М-да.
Закрытый перелом, да еще со смещением. Но кажется, без осколков.
— Как это ты так паршиво?
— На камне поскользнулся, а там другой камень. И я на него упал неудачно, — скрипнул зубами мальчишка.
— Нога опухла так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть штаны снять догадались, успели…
— Ладно. Скажи ребятам, пусть воду греют.
Говорить и не надо было, мальчишки без напоминания шустрили по пещере. Я достала маковое молочко, капнула немного на ложечку, прикинула на глаз дозу, добавила еще одну каплю к двум имеющимся.
— Слизни.
Косяк послушался.
— Горько.
— Зато больно не будет. Ногу сложить надо, вытянуть… это неприятно. Успеешь еще наплакаться.
Парень кивнул, и откинулся на спину. Глаза его постепенно мутнели.
Я осторожно прощупывала кость.
Дар тоже работал, но не в полную силу, так что заметно не было.
Перелом. Со смещением. Без осколков, что уже неплохо. Надо вытянуть ногу, так что нужна будет помощь, одна я не справлюсь.
Я оглядела мальчишек, приглядывая тех, кто покрупнее.
— Так… вот ты и ты. Вас как зовут?
— Кулак.
— Бочонок.
— Будете сейчас помогать. У него кость сломалась, а края кости сдвинулись. Если не сложить — плохо будет. Я буду вытягивать ему ногу, чтобы свести осколки, а вы будете его держать, где я скажу. И крепко. Справитесь?
— Поможем! — Шнурок опять вылез вперед.
Я покачала головой.
— Тут кто покрупнее нужен. Ты не справишься. Не обижайся…
Мальчишка и не подумал обижаться.
— Еще тогда Буфета возьмите. Он сейчас воду принесет…
Когда все было готово, а Косяк крепко уснул, я принялась за дело. Мальчишки держали, я тянула, что есть сил, и чувствовала, как смещается кость… тут уж пришлось плюнуть на все и контролировать своим даром, чтобы отломки встали на нужные места. В прочем, кто это заметит в полумраке пещеры? Это же не полноценное вливание дара, тут внешних проявлений почти нет.
Наконец кость совместилась, искалеченная нога сравнялась по длине со здоровой, я ловко зафиксировала ее, наложила лубки, и принялась обматывать бинтами. Эх, как же мне не хватает грамотного ассистента!
Но я и так справилась! И с переломом, и с добавлением силы к месту раны. Каждый раз, когда моя рука оказывалась внизу, скрытая ногой пациента, с пальцев сползали искры, впитывались под повязкой…
— Ему теперь надо лежать… дней десять. Потом я приду, осмотрю ногу. Переломы быстро не заживают, начнет дергаться — кость опять сместится, и хромать он будет всю оставшуюся жизнь. Или нагноение начнется, придется резать. Объясните ему это…
— А в туалет?
— Утку купите, — окрысилась я. — Тазик под попу подсуньте! Но чтобы лежал!
— А…
— Что он — здесь себе применения не найдет!? Пусть, вон обед на всю ватагу готовит! Подтащите ему все необходимое поближе… ну и проведывать будете. Сможете?
Мальчишки запереглядывались, а потом закивали. Мол, сможем.
— Вам бы костыли…
— Мы можем сделать, я у столяра учился, — вытянулся Шнырек.
— Это хорошо… я сейчас нарисую — какие. Конечно, ему бы месяц полежать, так ведь не справится.
— Не на что, — вздохнули мальчишки.
Я покачала головой.
— Его бы тоже к нам в лечебницу…
Вообще, такой перелом заживает долго. Месяц бы парню полежать с вытянутой ногой, потом еще месяц, пока кость срастется, и еще третий месяц. Но это для домашних мальчиков.
А я Косяка тоже взять к себе не могу, да он и не пойдет.
Что я могу — ускорить заживление, примерно втрое. Если бы я выплеснула всю силу, он бы вообще завтра-послезавтра бегал, что тот конь, но и храмовники бы тут уже забегали. Не стоит.
А так и по чуть-чуть, и незаметно, и нагноения не будет, и кость срастется быстрее.
— Он не пойдет, — протянул Шнурок.
— Да я и не предлагаю. У нас сейчас места почти нет, храмовникам нашли, а больным — отказываем! — чуть не плюнула я.
Мальчишки переглянулись.
— Храмовникам?
— Ну да. Сделали у нас какую-то гадость… — и тут мне в голову пришла мысль, как сделать ответную пакость храмовникам. И я спокойно описала и комнату, и ее расположение, и все, что туда натащили храмовники, особо напирая, что все приборы, в основном, из драгоценной проволоки и камешков, и что лечебница не закрывается…
Кажется, Косяк тоже меня слышал, хотя и притворялся, что спит.
Я понимаю, что подталкиваю детей на нехорошее дело. Но…
Прибор найти несложно. А вот камешки и проволоку — намного труднее. Уж это-то я отлично знаю — если прибор украдут и разберут на составляющие, они ничем не будут отличаться от обычной ювелирки.
И потом, Храм обязан помогать нищим и обездоленным?
Обязан! У них так в книге Светлого записано! Вот и пусть помогают! А размер помощи и ее вид обездоленные и сами выберут. Даже сами возьмут, чтобы храмовники не утруждались лишний раз!
* * *
Дома я накормила Шнурка и Шнырька жареной рыбкой и пригласила заходить через десять дней. А потом отправилась на работу.
Меня ждал новый и не самый легкий день.