Наконец Черчилль успокоился до такой степени, что Стеттиниус смог продолжить, но тем не менее раздражение премьера не прошло, и когда стали зачитывать предложение Молотова по формированию правительства в Польше, то премьер-министр снова заерзал в кресле, словно готовился к новой битве. Рузвельт, как миротворец, сказал, что, по его мнению, участники близки к заключению соглашения по Польше и вопрос заключается только в "выработке решения". С другой стороны, для него было важно сделать жест доброй воли для 7 000 000 поляков в Америке, заверив их, что США вместе с другими странами обеспечат свободные выборы в Польше. Черчилль сказал, что и ему предстоит отвечать на подобный вопрос в палате общин, и раздраженно бросил: "Лично мне по большому счету на поляков наплевать".
Сталин воспользовался небрежной фразой Черчилля, заметив: "Среди поляков есть очень хорошие люди". Он стал приводить в пример ученых, музыкантов и других выдающихся деятелей. Сталин пошел еще дальше, добавив, что как в польском эмигрантском правительстве в Лондоне, так и в правительстве Люблина есть "не фашисты и антифашисты". Черчилль сразу стал возражать против подобной терминологии и начал спорить со Сталиным о семантике и значениях слов, но тот заявил, что в Декларации об Освобожденной Европе" использовалась та же терминология.
Американцы сразу насторожились. Декларация была детищем Рузвельта и была подготовлена для него госдепартаментом. В ней говорилось о "праве всех народов избирать форму правительства, при котором им жить". Теперь, когда все внимание обратилось на него, Сталин почти экспромтом сказал: "В целом я одобряю ее".
У Рузвельта поднялось настроение. Если Сталин подпишет Декларацию, то за этим может последовать мир во всем мире и всеобщее признание прав человека. Рузвельт с большим воодушевлением сказал: "В ней есть фраза создать демократические институты по своему собственному выбору". Рузвельт пришел в еще большее волнение, начав цитировать одну из частей третьего параграфа Декларации: "… сформировать временное правительство, широко представленное всеми демократическими элементами населения, действующее до возможно скорейшего проведения свободных выборов с избранием правительства, отвечающего воле народа".
"Мы согласны с третьим параграфом", — сказал Сталин.
Рузвельт с теплотой посмотрел на него. "Я, вне всякого сомнения, хочу, чтобы первые такие выборы прошли в Польше. Это будет нечто вроде жены Цезаря. Я не знал ее, но говорят, что она была непорочной".
Сталин подхватил игривый тон Рузвельта и легкомысленно добавил: "Да, так о ней говорили, но на самом деле у нее были грешки".
Черчилль в шутливом разговоре участия не принимал, оставаясь в стороне, и не преминул этим воспользоваться. "Я не расхожусь во взглядах с президентом Рузвельтом и его Декларацией, — сказал он мрачно, — если всем станет ясно, что Атлантическая хартия не применима к Британской империи". Однако через несколько мгновений он снова стал центром внимания и заблистал своим юмором, когда важно сказал: "Я хотел бы объявить, что британские войска вчера на рассвете начали наступление в районе Неймегена. Они продвинулись на три километра и сейчас ведут бои на "линии Зигфрида"… Завтра в наступление пойдет второй эшелон, и в бой вступит 9-я армия США. Наступление будет развиваться непрерывно".
Воплощение на практике операции «Истина» оказалось делом гораздо более трудным, чем предполагали ее разработчики. Войска медленно продвигались через поля, превратившиеся после проливных дождей в болота; танки вязли в дорожной грязи, а когда водой залило ключевую автомагистраль Неймеген Клеве, то на ней образовались гигантские пробки.
На южном направлении Симпсона тоже беспокоила вода, уровень которой непрерывно поднимался в реке Рур. Хотя инженеры заверили его, что это не связано с прорывом дамбы, все командиры корпусов под его командованием, за исключением одного, предлагали в срочном порядке отложить операцию «Граната». Симпсон пообещал дать ответ к четырем часам. Но ему предстояло принять трудное решение: успех уже начавшейся операции «Истина» во многом зависел от наступления его войск утром следующего дня. Существовала серьезная опасность, что передовые части форсируют Рур, а потом река разольется у них в тылу. Было почти четыре часа, когда ему сообщили, что вода в реке по-прежнему прибывает, хотя и медленно. Было ли это следствием естественного притока воды или вода поступала с плотины? Следует ли идти на рассчитанный риск? Карьера командующего могла рухнуть, если он отменит наступление, а Рур так и не выйдет из берегов. Симпсон сидел в одиночестве, погрузившись в тягостные думы. Ровно в четыре часа что-то подсказало ему, что он должен отложить наступление.
9-я дивизия Крейга до плотины дойти еще не успела. Немцы, медленно отступая, отдавали каждый метр земли с боем. Только в девять вечера, спустя несколько часов после принятия Симпсоном решения, первый батальон 309-го полка едва ли не на ощупь стал медленно продвигаться к самой большой плотине, сдерживавшей огромное количество воды. Батальон разделился на две части, одна из которых направилась на вершину дамбы, а вторая половина стала спускаться на нижний уровень — туда, где находилась электростанция.
В полночь под огнем противника подразделение саперов устремилось на вершину плотины в направлении туннеля для профилактических работ. Обнаружив, что водослив взорван и путь заблокирован, они спустились по крутому фасаду на 60 метров, чтобы добраться до нижнего выхода туннеля. Из этого также ничего не получилось. Немцы уже уничтожили машинное отделение электростанции и взорвали турбинный водовод. Поток воды устремился в Рур, он был настолько мощным, что мог затопить всю долину реки в течение двух недель.
Довольно странно, что те, кто так тщательно разрабатывал операцию «Истина», решающим моментом которой была операция «Граната», совершенно не предусмотрели очевидного, а именно того, что произошло. И вопрос был не в том, что солдаты Крейга не прибыли на рассвете — это было просто невозможно, — немцы сделали бы утром то же самое, что было сделано в сумерках. В результате 200 000 канадских, английских, валлийских и шотландских солдат увязли в грязи, едва не утопая в воде. Ответственность за это должны разделить многие, но в основном те, кто был наверху: Эйзенхауэр и Монтгомери, Маршалл и Брук.
Весь следующий день 10 февраля солдаты Хоррокса продолжали медленно продвигаться к передовым позициям противника. Хорроксу могли бы оказать помощь войска, задействованные в «Гранате», но Симпсон в наступление не переходил, а немецкие подкрепления, направленные на север, сделали жизнь войск, занятых в операции «Истина», просто невыносимой.
К этому моменту большая часть дороги Неймеген — Клеве оказалась под водой и четыре парома должны были переправлять основные части на передовую. В дополнение ко всему первый поток воды с плотины реки Рур не только переполнил ее берега, но направился в реку Маас, и через четыре часа Хорроксу предстояло пережить еще одну катастрофу — низменная часть ниже Рейхсвальда также оказалась затоплена.
Армия союзников, достигшая в тот день наилучших успехов, была остановлена по приказу, но не врагом. Брэдли позвонил Паттону и спросил его, когда можно переходить к обороне. Паттон гневно ответил, что он самый старый командующий по возрасту и имеет самый большой боевой опыт во всей армии, но он снимет с себя всю ответственность, если ему отдадут приказ перейти к обороне. Аргументы Брэдли только вызвали саркастический упрек Паттона, который сказал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь из штабистов 12-й группы армий появлялся время от времени на фронте. Паттон считал, что Брэдли недостаточно упорно отстаивает свою позицию перед Эйзенхауэром.