– За Луэллу и Дэвида, – провозгласил он, поднимая свой бокал. – За их счастье и прекрасное совместное будущее.
– За Луэллу и Дэвида! – подхватили вдовая маркиза с графиней.
Виконт подошел к Луэлле и обнял ее за талию, после чего увлек к французским дверям, выходящим в сад.
– Любимая, – прошептал он ей на ухо, когда они вышли наружу, – я должен признаться тебе кое в чем. Я написал бабушке и рассказал ей о нашем обручении, но теперь вижу, что именно твоя тетя склонила чашу весов в нашу пользу.
– И сюда приехал твой отец!
– Это наверняка проделки бабушки. Папа, несмотря на все свое упрямство, рано или поздно склоняется к ее точке зрения. Он очень любит свою мать, и теперь я понимаю, что отец лишь пытался защитить ее.
– А ведь я даже не знала…
– Что дом принадлежал любовнице моего деда? Да, о ее существовании не подозревал даже я, причем вплоть до момента оглашения завещания. У меня не было желания говорить на эту тему, и я и представить себе не мог, что бабушка когда-либо приедет сюда.
– Но она все-таки приехала, – негромко сказала Луэлла. – Она очень мудрая женщина. Дорогой, эта история ничем не может повредить нам, потому что уже обратилась в прах, в то время как мы с тобой живы и здоровы. А еще я уверена, что мадам Ле Февр, где бы на небесах она ни находилась, не пожелала бы встать между двумя молодыми влюбленными.
– Ты права. Французы куда более искушены в сердечных вопросах, нежели мы, британцы, – согласился виконт. – А теперь идем. Нам лучше быть сейчас в гостиной и присоединиться к празднованию.
– Тетя Эдит – просто чудо, не правда ли?
– Так и есть. Я уже вижу, что она произвела большое впечатление на бабушку, а добиться этого не так-то просто, можешь мне поверить.
* * *
Граф и вдовая маркиза пробыли у них до обеда, после чего отправились в Бидефорд, дабы подыскать себе гостиницу, в которой намеревались оставаться вплоть до дня свадьбы.
Виконт предложил им гостевые комнаты в Торр-Хаус, но бабушка отказалась, заявив, что ей трудно будет отдохнуть, ведь строители начинали работы очень рано.
Виконт, впрочем, прекрасно понимал – дело вовсе не в строителях, а в том, что ей будет трудно заснуть под крышей дома, некогда принадлежавшего мадам Ле Февр.
Помахав им на прощание, Дэвид вдруг заметил, что по подъездной аллее поднимается легкий кабриолет.
Прищурившись, он начал вглядываться вдаль и наконец рассмотрел фигуру старшего констебля, восседавшего рядом с еще одним офицером полиции.
Когда кабриолет остановился напротив ступеней, старший констебль степенно выбрался из него.
– Старший констебль, что привело вас сюда?
– Мы можем войти в дом? – спросил тот. – У меня к вам дело деликатного свойства.
Виконт провел его в библиотеку, где им никто не мог помешать.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить с дороги? Признáюсь, я не совсем трезв и потому не откажусь выпить кофе, если вы согласны составить мне компанию.
– Благодарю вас, милорд. Хотя, быть может, вы предпочтете что-нибудь покрепче, когда услышите то, что я имею вам сказать.
– Вот как?
– Это касается Франка Коннолли.
– Вы уже назначили дату судебного разбирательства?
– Боюсь, в этом теперь нет нужды.
– Я вас не понимаю, старший констебль. Что значит – «нет нужды»? Или его отец потянул за нужные ниточки, воспользовавшись своими связями наверху?
Старший констебль поерзал в кресле, и на лице его отобразилось некоторое замешательство.
– Милорд, сегодня утром мы обнаружили, что он повесился в своей камере на собственном галстуке. Франк Коннолли мертв.
Ошеломленный, виконт откинулся на спинку кресла.
– Бог мой! – воскликнул он. – А Коннолли и впрямь повредился рассудком. Он оставил записку?
– Нет, но вы правы в том, что он явно был не в своем уме.
– Должен сказать, хотя этот человек и не вызывал у меня теплых чувств, я не желал бы ему подобного конца. Тем не менее, полагаю, это избавит Луэллу от неприятностей судебного разбирательства. Ей было бы нелегко вновь увидеть его. Вы уже уведомили о случившемся его отца?
– Да, мы телефонировали ему в Ирландию сразу же после того, как обнаружили, что Коннолли повесился. В настоящее время он едет сюда, чтобы забрать тело сына.
– Для его семьи это большой скандал. Я лично не знаком с Коннолли из Килшарри, но они не заслуживают столь ужасного пятна на своем добром имени.
Старший констебль допил кофе и встал, собираясь уходить.
– Вы сами сообщите обо всем мисс Риджуэй?
– Да, немедленно.
– В таком случае позвольте пожелать вам всего доброго, милорд. Мне очень жаль, что я принес столь дурные вести в ваш дом в то время, когда он должен быть наполнен радостью. Не трудитесь провожать меня, я сам найду дорогу.
Виконт, застывший в кресле, глубоко вздохнул. Хотя он испытывал облегчение оттого, что Франк Коннолли больше никогда не сможет омрачить существование ни его самого, ни Луэллы, эта трагедия все равно произвела на него тяжелое впечатление.
– Луэлла будет расстроена и станет винить в случившемся себя, – пробормотал он. – Я должен буду сделать так, чтобы она не усомнилась – его рассудок помутился, а люди в подобных обстоятельствах склонны к отчаянным поступкам.
Он встал из кресла и пошел искать Луэллу. На сердце у Дэвида было тяжело от предчувствия того, какой окажется ее реакция.
* * *
К некоторому удивлению виконта, Луэлла без особого огорчения приняла известие о том, что Франк Коннолли наложил на себя руки.
Она просто, вздохнув, сказала: очень сожалеет о том, что он сам лишил себя жизни. Но она, несомненно, была рада избавлению от необходимости вновь переживать ужасные события прошлого и отказалась позволить им затмить безоблачный горизонт их будущего.
Граф со вдовой маркизой оставались в Бидефорде. Луэлла была в восторге, ведь пожилая леди наравне с тетей Эдит принимала самое деятельное участие в подготовке к торжествам, в то время как виконт обнаружил, что отец с энтузиазмом помогает ему завершить в рекордные сроки строительные работы в Торр-Хаус.
Он даже выписал еще одну бригаду строителей и мастеровых из Лондона, чтобы вовремя подготовить особняк к знаменательному событию.
В день свадьбы виконт отправился ночевать в ту же самую гостиницу, где жила его семья, в то время как Луэлла с теткой остались в поместье.
Грейс пребывала в состоянии крайнего возбуждения, когда ранним утром этого волнительного дня в конце сентября разбудила Луэллу.
Свадебное платье висело на дверце гардероба в Речной комнате и было первым, что, открыв глаза, увидела Луэлла.