Если так, вел он себя весьма наивно. В декабре 1585 года он пересек Английский канал на борту судна и высадился в Рае. Разумеется, королевского разрешения на выезд за границу, обязательного для всякого англичанина, у него не было, поэтому он с ходу предложил взятку начальнику гавани. Поскольку чиновнику, допустившему прибытие в Англию подозрительной личности, ныне грозила смертная казнь, начальник гавани тут же велел арестовать Гиффорда и известил Неда, а Нед распорядился переправить арестованного для допроса в Лондон.
Нед размышлял над этой загадкой, покуда они с Уолсингемом смотрели на Гиффорда через письменный стол в доме на Ситинг-лейн.
– Ради всего святого, что побудило вас думать, будто вы сможете преспокойно уехать и вернуться? – справился Уолсингем. – Ваш отец – печально знаменитый католик. Королева относилась к нему с глубоким уважением, назначила главным шерифом Стаффордшира, а он все равно отказывался ходить на службы, даже когда сама королева посещала приходскую церковь!
Гиффорд, похоже, не очень-то беспокоился за собственную судьбу, хотя перед ним сидел человек, лично отправивший на смерть множество католиков. Неду пришло в голову, что этот юнец, наверное, попросту не понимает, в какой опасности оказался.
– Конечно, я знал, что совершаю ошибку, покидая Англию без разрешения, – произнес Гиффорд тоном человека, уверенного, что он совершил какой-то мелкий и вполне простительный проступок. – Но вспомните, прошу вас, что мне тогда было всего девятнадцать. – Он заговорщицки усмехнулся. – Разве вы сами, сэр Фрэнсис, не творили глупостей по молодости?
Уолсингем хмуро посмотрел на него.
– Нет, не творил.
Нед чуть не расхохотался. Ровный тон, хмурое лицо… И вряд ли Уолсингем обманывал.
– Зачем вы вернулись в Англию? – спросил подозреваемого Уиллард. – И какова была цель вашего путешествия?
– Я не видел отца почти пять лет.
– Но почему вернулись именно сейчас? – не отставал Нед. – Почему не в прошлом году? Или не в следующем?
Гиффорд пожал плечами.
– Какая разница, когда возвращаться?
Нед решил сменить тему.
– Где именно в Лондоне вы собирались остановиться – при условии, что мы не разместим вас в Тауэре?
– Под знаком плуга.
Гиффорд имел в виду постоялый двор «Плуг» за Темпл-Баром, в западной части города, где нередко останавливались заезжие католики. Хозяин этого двора состоял на содержании Уолсингема и исправно сообщал обо всех, кто у него селился, приезжал и уезжал.
– А куда дальше намеревались отправиться?
– В Чиллингтон, разумеется.
Поместье Чиллингтон-холл в Стаффордшире принадлежало отцу Гиффорда. Оттуда было всего полдня пути верхом до Чартли, где ныне содержалась в заключении Мария Стюарт. Это совпадение? Нед сомневался: в совпадения он не верил.
– Когда вы в последний раз видели священника Жана Ланглэ?
Гиффорд промолчал.
Нед не стал его торопить. Ему самому требовалось узнать как можно больше об этом загадочном человеке. Сильви мельком видела Ланглэ в Париже в 1572 году и опознала в нем англичанина. Нат и Алэн сталкивались с ним несколько раз в последующие годы; по их описаниям, это был мужчина чуть выше среднего роста, с рыжей бородой и редеющими волосами на голове, говоривший по-французски бегло – несомненно, благодаря немалой практике, – но с характерным английским выговором. Двое тайно проникших в страну католических священников, отловленных Недом, назвали его своим руководителем. И все, иных сведений не было. Никто не знал его настоящего имени, никто не ведал, из какой части Англии он родом.
– Ну? – спросил наконец Нед.
– Пытаюсь вспомнить, но что-то не припоминаю человека с таким именем.
– Думаю, мы услышали достаточно, – заявил Уолсингем.
Нед подошел к двери и подозвал стражника.
– Отведите мистера Гиффорда вниз и приглядите за ним.
Когда Гиффорда увели, Уолсингем спросил:
– Что думаете?
– Он врет, – откликнулся Нед.
– Согласен. Предупредите всех, чтобы не спускали с него глаз.
– Хорошо. Сдается мне, пора навестить Чартли.
3
За неделю, которую сэр Нед Уиллард провел в Чартли-мэнор, Элисон поняла, что он кажется ей чертовски привлекательным. Переваливший за сорок, он был обходителен и очарователен, даже когда занимался нуднейшими делами. Он ходил повсюду, все вызнавал и все замечал. Когда она выглядывала в окно поутру, он сидел во дворе у колодца, ел хлеб и наблюдал за приходящими и уходящими, и его взор подмечал, похоже, любую мелочь. В дверь он никогда не стучал. Преспокойно входил в спальни, женские и мужские, со словами: «Надеюсь, я вас не побеспокоил». Если ему говорили, что его присутствие вообще-то нежелательно, он мило извинялся, обещал уйти через минутку – а потом оставался ровно столько, сколько считал необходимым. Если кто-то писал письмо, он заглядывал этому человеку через плечо. К королеве Марии и ее свите он захаживал во время еды и внимательно вслушивался в их беседы. И переходить на французский было бесполезно, поскольку он хорошо знал этот язык. Если кто-либо осмеливался возражать, он отвечал: «Прошу прощения, но, как вам известно, уединение для заключенных не предусмотрено». Все женщины без исключения находили его приятным, а одна и вовсе призналась, что завела привычку ходить по спальне голой – на случай, если ему вздумается к ней зайти.
Бдительность и дотошность Уилларда тем более раздражали, что в последние недели Мария начала получать письма в бочонках с пивом из «Головы льва» в Бертоне. Выяснилось, что после ареста Трокмортона, больше года назад, в доме французского посланника в Лондоне скопилась целая гора почты для королевы-пленницы. Мария и ее доверенный многолетний секретарь Клод Но разбирали эту почту день за днем, восстанавливая тайные отношения с могущественными сторонниками Стюартов в Шотландии, Франции, Испании и Риме. Это было крайне важно: Элисон и Мария прекрасно понимали, что люди склонны забывать героев, надолго исчезающих из поля зрения. А теперь европейские дворы убедились, что Мария жива и готова занять трон, принадлежащий ей по праву.
Когда приехал сэр Нед Уиллард, все это пришлось прекратить. Никто не составлял писем и не брался за их шифровку из опасения, что сэр Нед ворвется в комнату и увидит выдающий с головой документ. Уже написанные письма спешно заложили в бутыли и запечатали воском, а сами бутыли поместили в пустой бочонок, готовый к вывозу. Элисон и Мария долго обсуждали, что делать. В итоге сошлись на том, что открывать бочонок и извлекать из него запечатанные бутыли подозрительно, поэтому пусть лежат где лежали, но добавлять к ним новые пока не стоит.
Элисон молила небеса, чтобы Нед уехал до следующей доставки пива. Человек, назвавшийся Жаном Ланглэ, придумал вкладывать письма в пивные бочонки, когда увидел подводу пивовара; что, если Нед окажется столь же сообразительным?