Словно прочитав ее мысли, Мадди подбежала к подругам. Она танцевала весь этот долгий вечер, так что узел у нее на макушке развалился, и густые золотисто-каштановые волосы рассыпались по плечам. Мадди резко остановилась, и взметнулся длинный подол ее темно-пурпурного платья, усыпанного стразами. Как сестра жениха и золовка невесты, она провела такой же долгий день, как и Пенелопа, но была по-прежнему полна энергии и вовсе не хотела, чтобы свадьба заканчивалась. Улыбнувшись, Мадди спросила:
– Что тут у вас происходит?
Софи запыхтела, ткнув большим пальцем в сторону танцпола.
– Пенелопа не хочет со мной танцевать. А мне очень нужно, потому что я хочу соблазнить Лоугана.
Мадди обняла ее и воскликнула:
– Тогда я с тобой потанцую! Мы устроим настоящее шоу!
Софи взглянула на подругу с удивлением.
– Но Митч ведь будет ревновать…
При упоминании имени ее мужа Митча Райли Мадди расхохоталась.
– Да, знаю. Вот и хорошо. Думаю, это подтолкнет его в нужную сторону. – Мадди лукаво улыбнулась, явно вспоминая все те постельные штучки, которые Митч с ней уже не раз проделывал.
Пенелопа тоже улыбнулась. Да, ей требовалось стряхнуть с себя это дурацкое настроение, забыть про головную боль и начать развлекаться. Мадди жила в Ривайвле, маленьком городке в нескольких сотнях миль к югу от Чикаго, поэтому подругам редко выпадала возможность собраться вместе. И если уж сегодня такой случай… Нет-нет, Пенелопа не собиралась его упускать. И к черту головную боль! Она только сделает несколько глотков кофе, а потом пойдет танцевать.
Пенелопа взглянула на подруг. А те смотрели на нее с выражением, исполненным безрассудного возбуждения; точно такое же выражение было на их лицах и тогда, когда они все вместе удрали с уроков и отправились погулять в лесу-заповеднике в компании «плохих мальчишек». Улыбнувшись при этом воспоминании, Пенелопа сказала:
– Вы, девочки, идите, а мне нужно забежать в дамскую комнату. Я потом отыщу вас.
Мадди покачалась на пятках.
– Обещаешь?
– Да, конечно. Иначе провалиться мне на этом месте! – То была священная клятва их детства.
Софи подмигнула ей, и они с Мадди отошли, держась за руки и смеясь, – что являлось верным признаком того, что ничего хорошего от них ждать не приходилось. Пенелопа ничуть не сомневалась: вернувшись, она обнаружит обеих в центре зала, где подруги устроят целое представление. Заметит ли это Лоуган – неизвестно, зато муж Мадди получит огромное удовольствие!
Пенелопа пробралась сквозь толпу, остановившись несколько раз, чтобы поговорить с кем-либо из коллег, но в конце концов вышла в коридор. Но пошла она не в дамскую комнату, а повернула направо, к балкону – ей срочно требовалось проветрить голову.
Пенелопа толкнула дверь, и тотчас же прохладный весенний воздух овеял щеки и распушил прядки волос, выбившиеся из узла на затылке. Она сделала несколько глубоких вдохов, и пульсирующая боль в висках мгновенно уменьшилась. Да и музыка теперь гремела не так ужасно. А здесь, на широком балконе, тут и там стояли небольшие группки людей, наслаждавшихся первыми намеками на тепло после долгой и холодной чикагской зимы.
Пенелопа осмотрелась в поисках уединенного уголка, где могла бы побыть одна. Ей ни с кем не хотелось разговаривать – ей хотелось тишины и покоя. Хотелось просто постоять в одиночестве и подышать прохладным ночным воздухом. Укромный уголок пришлось поискать, но в конце концов она все же нашла то, что требовалось; это местечко было почти полностью закрыто от взглядов каким-то бетонным сооружением. Пенелопа прошла туда, протиснулась в крохотную нишу и оперлась локтями о перила. Закрыла глаза, ощутила, как ветерок обдувает лицо – и с облегчением вздохнула. Наконец-то хоть немного покоя…
Внезапно послышалось женское хихиканье, а следом – отчетливый мужской смешок.
О боже, пожалуйста, пусть это будет не он! Кто угодно, только не он!
Пенелопа открыла глаза и, затаив дыхание, повернула голову. Увидев Эвана, она ничуть не удивилась. И даже при тусклом освещении она видела, как сияли его ярко-зеленые глаза. Он расстегнул смокинг и рубашку, обнажив жилы на шее и часть мощной груди. Со своими темными волосами и резкими, словно скульптурными, чертами лица Эван был настолько греховно прекрасен, что от этого даже чуть-чуть подташнивало. А еще он был необузданным и безрассудным. И его совершенно ничего не интересовало – ничего, кроме футбола… и возможности уложить в постель как можно больше женщин. Совсем не ее тип.
Девушка же, которую он притащил с собой, стояла на коленях, расстегивая его ремень. Девушка оглянулась на Пенелопу и улыбнулась блестящими накачанными коллагеном губами.
– Ой, мы попались… – пробормотала она.
А Эван не отводил взгляда от Пенелопы. И губы его кривились в насмешливой полуулыбке.
– Привет, малышка Пенни, – сказал он.
Ей захотелось завизжать. Она ужасно злилась, когда он ее так называл. Пенелопа сжала кулаки; в данный момент она была вовсе не противницей насилия. И ей очень хотелось врезать Эвану по физиономии. Или же схватить за волосы девицу… и оскальпировать ее.
Но это – не ее роль. Нет-нет, она человек спокойный, рациональный и уравновешенный. Поэтому, кивнув презрительный взгляд на девицу, у которой не хватило ума хотя бы подняться с колен, Пенелопа с усмешкой проговорила:
– Эван, вижу, мамочка твоей подружки отпустила ее погулять после комендантского часа.
Подобное случилось далеко не в первый раз и, уж конечно, не в последний. Иногда Пенелопе даже казалось, что Эван делал это нарочно – просто чтобы лишний раз уколоть ее. А впрочем… Едва ли у него хватило бы на это сообразительности.
Тут девица, наконец, встала и уперлась руками в обтянутые спандексом бедра.
– Между прочим, мне двадцать два, – заявила она.
Пенелопа рассмеялась.
– Неужели?! Целых двадцать два?! Да ты практически древняя старушка.
– Кто эта женщина? – пробурчала девица.
Пенелопа перевела взгляд на Эвана и проговорила:
– Я никто.
– Эван, что же ты молчишь? – Девица посмотрела на него вопросительно.
Он вздохнул и пробормотал:
– Это лучшая подруга моей сестры.
– И тебе, дорогая, не стоит из-за меня волноваться, – сказала Пенелопа.
– Я так и подумала, – кивнула девица. Но глаза, прикрытые густо накрашенными ресницами, смотрели настороженно. «Может, она и юная, но вовсе не дура. И хорошо чувствует подводные течения», – подумала Пенелопа.
А девица скривила губы и заявила:
– Ты совсем не в его вкусе. Эвану нравятся другие…
Это уж точно. Поскольку возраст его нынешних девиц ограничивался максимум двадцатью пятью годами, она, Пенелопа, была для него старовата.